Читать книгу - "Страшная сила - Дия Гарина"

– Ладно, слушай! – меня вдруг прорвало. – Я тебе все расскажу. В том числе все, что думаю о тебе. Но ты – сам напросился. Теперь – получай по полной программе!

И он получил. Самые сокровенные подробности лились из меня легко и свободно, хотя обычно их приходится вытягивать клещами. Вся моя тридцатидвухлетняя жизнь обрушивалась на отца тропическим ливнем, который не щадил ни меня, ни его. Досталось всем. В том числе – кубинскому братцу и несносной Эле. А двум моим сердечным и головным болям, – Виталию Немову и Павлу Челнокову, в особенности. В общем, когда исповедь закончилась, отец мог только молча качать мудрой седой головой.

– И ты выйдешь за него замуж?.. – спросил он, немного помолчав. – Если, конечно, мы выберемся…

– Не знаю, пап… Наверное, нет.

– Жаль, – усмехнулся отец. – А я уже собирался породниться с миллионером Челноковым… Но почему, Ника? Ты ведь его любишь… Я не слепой.

– Кого люблю? Миллионера Челнокова? – Я досадливо дернула плечом.

– Не передергивай. Лучше ответь: почему? Не для меня. Для себя ответь.

– Мне страшно…

– И это говоришь ты? Прийти к волку в пасть за мной не побоялась, а от кольца обручального, как черт от ладана, шарахаешься.

– От кольца? – я усмехнулась, вспоминая наш последний серьезный разговор с Павлом. – Скорее, от наручников. И вообще… Рано еще об этом говорить. Мало ли что еще случиться может.

– Не мало, Ника. В том-то и дело. Что случиться может ой как не мало, – хмыкнул отец, понимая, что время исповеди прошло. И даже не предполагал, насколько окажется прав.

Следующий день пошел в скуке и ожидании. Состояние Крешина оставалось неизменным. Хуан же кашлял с каждым часом все страшнее, его трясло в ознобе, глаза слезились даже от неяркого света. Только неколебимая уверенность отца в благополучном исходе помешала мне впасть в депрессию. Да и мое самочувствие оставляло желать лучшего. Каждая мышца болела, то и дело накатывали приступы непонятной тоски, плавно переходящей в агрессию. На месте окружающих я бы тихо себя возненавидела. Особенно от резких перепадов моего настроения доставалось Павлу, которого тоже нельзя было заподозрить в богатырском здоровье. Краем уха я слышала, как он пожаловался отцу на боль в груди, где уже расплывались синяки от пяти остановленных бронежилетом пуль. Только Наташка, не уходила со своего добровольного поста у постели Крешина, все теми же автоматическими движениями протирая ему лицо холодной мокрой салфеткой. Настоящий лазарет, ничего не скажешь.

А на утро следующего дня нас разбудил донесшийся откуда-то сверху мужской голос:

– Товарищ Евсеев, Валерий Павлович! Вы живы? Ответьте! Что там у вас творится?

Мы с Павлом подскочили как ужаленные, а «товарищ Евсеев» как ни в чем не бывало поднял лицо к потолку, и ответил:

– Доброе утро, Николай Константинович. Рад слышать ваш голос. Думал, вы уже в отставке давно…

– Правильно думали, – вздохнул невидимый Николай Константинович. – Меня только ради вашего дела в четыре утра растолкали. Оказалось, кроме старого служаки никто не знает, что за таинственные сигналы вклинились неизвестно откуда в строго секретную частоту.

– Какие сигналы, пап? – прошептала я ему на ухо.

Но отставной собеседник, казалось, мог слышать даже шорох травы, растущей на другом конце света, и незамедлительно ответил:

– Какие сигналы? Да те, что начинают автоматически подаваться в эфир, когда срабатывает тревожная кнопка биологической защиты. Была у нас лет тридцать назад такая предосторожность. Чтобы успеть подготовить город к эвакуации. Так как там у вас эпидемиологическая обстановка?..

– Вообще-то неплохо, – едва ли не весело ответил отец. – Есть, правда, зараженные «РК-46» в его обычной форме, но никакой опасности для окружающих они не представляют. Точнее, не больше, чем больные СПИДом и гепатитом «С»… Подгоните к выходу одну «Скорую», и будет нормально.

– Хорошо, Валерий Павлович. Сейчас наверх передадут. А вы пока можете открывать.

– С какой это стати мы открывать будем? – встрял Павел. – А если это ловушка? Лично я вас не знаю…

– Я его знаю, – перебил Павла отец. – Он параллельно с Меранским нас курировал.

– Во! – обрадовался Павел. – Одного поля волчья ягода. Он нас разводит, как лохов! Стоит нам только двери открыть, и…

– У вас крайне подозрительный характер, старший сержант Челноков, – сварливо отозвался Николай Константинович. – А что вы скажете на это?..

– Привет Паша, это я, – поздоровался динамик уже другим голосом, с характерным растягиванием гласных звуков, по которому я без труда узнала человека, возглавлявшего штурм «Нирваны». – Другие доказательства нужны?

– Не нужны! – Улыбнулся Павел, и жизнерадостно закашлялся. – Можете открывать, Валерий Павлович. Кажется, и впрямь свои…

* * *

Мы тряслись в знакомой мототележке, везущей нас по бетонному тоннелю в обратный, и почти счастливый путь. Мы – это я, Павел и папа. Хуана с Крешиным, а также не отлипающего от олигарха Наташку, уже давно увезли в потихоньку становящийся родным диагностический центр. А нас, выжатых досуха предварительным допросом, ожидало возвращение домой, где выплакавшая все глаза мама и подбадривающая ее Эля мучились неизвестностью почти трое суток. Все действительно оказалось очень просто: сигнал, автоматически подающийся после нажатия «красной» кнопки, переполошил все ФСБ. Там никто уже понятия не имел, что это значит, и почему передача идет на специальной частоте. Хорошо, что еще не все старые кадры перебрались в теплые края, и Николай Константинович, знавший о засекреченной лаборатории практически все, прояснил ситуацию. Группа захвата проникла в лабораторию через потайной ход, ведущий в кабинет Крешина. Дверь они взрезали каким-то своим лазерным резаком и, похватав все, что движется, учинили допрос с пристрастием. По мере того, как картина прояснялась, отчетливо увиделась и абсолютная несостоятельность органов. Допустить, чтобы секретной лабораторией воспользовались в корыстных целях такие авантюристы, как Меранский! Да уж, головы и погоны полетят обязательно. И сердце мое радовалось этому факту не меньше, чем тому, что все мои близкие живы, и частично здоровы. Правда, некую тень на мое безоблачное настроение бросила последняя фраза Николая Константиновича, сказанная на прощанье моему отцу:

– Так вы подумайте над нашим предложением…

О чем шла речь – догадаться было не трудно. «Контора», сгорая от желания себя реабилитировать, вновь берет лабораторию под свое крыло. А со смертью дяди Лени место завлаба становится вакантным.

– Ты согласишься? – клацая зубами от пробежавшего по спине озноба, спросила я у отца, и едва не слетела с тележки, сотрясаемая сильнейшим приступом кашля. Невыносимый зуд в легких вызывал желание вывернуть их наизнанку, и разодрать ногтями в кровь; в ушах бухали ударники с последнего рок-концерта, а поднимающаяся изнутри дрожь напоминала о муках глубочайшего похмелья. Папина ладонь моментально легла мне на лоб, и так же быстро отдернулась. Проглотив последний позыв кашля, я подняла глаза на отца, и похолодела.