Читать книгу - "Главный свидетель - Фридрих Незнанский"

Возвращение Гордеева было явно нетриумфальным. Да в его положении вообще особо торжествовать не приходилось. Гораздо лучше было бы тихо и почти незаметно продолжать поиск доказательств невиновного подзащитного.

В последний день перед отъездом в Москву пришлось потрудиться, буквально собрав все силы. Поскольку сотрясение все-таки роль свою сыграло. Голова болела, и Гордеева мутило, по его же выражению, словно беременную бабу. Андрей Репин и полковник Предыбайло с пониманием отнеслись к этому его состоянию. Первый собственноручно записал все основные свои показания, а второй не ограничивал свидания адвоката с подзащитным во времени.

Возвращался Юрий в кабине лесовоза, а в Вакуловке, в леспромхозе, его встретил Агеев. Посочувствовал, поострил, конечно, малость, чтоб развеять гордеевский пессимизм, и отправились они в Вологду.

Особо пересказывать суть происшедшего в колонии майору Переведенцеву Юрий Петрович не стал, но ведь и отсутствие паспорта следовало как-то объяснить. Майор был мужиком сообразительным и запросто устроил адвокату и его «охране» двухместное купе в купейном вагоне в ближайшем же проходящем на Москву поезде.

И вот он дома. Вечером Гордеев по приглашению Вячеслава Ивановича отправился к нему на Енисейскую. Там уже был Денис, ожидали также Турецкого с Меркуловым. Повод для встречи друзей был Гордееву не совсем понятен: вроде ни у кого не намечалось дня рождения, праздников тоже не было.

– А просто воскресенье что, уже не праздник? – удивленно поднял брови Грязнов-старший. – Ну давай рассказывай пока о своих приключениях.

Юрий начал живописать, но, едва дошел до своего удостоверения, найденного в сугробе в непотребном виде, Грязнов обрадованно захохотал, будто смешнее в своей жизни ничего не слышал. Гордеев даже обиделся немного. Но Вячеслав Иванович стал тут же его успокаивать:

– Нэ журысь, хлопче! Как, бывало, говаривала наша Шурочка. – Это он свою бывшую начальницу вспомнил, покойную давно уже. – Новый паспорт мы тебе сварганим – не проблема. Еще лучше будет, с орленком табака на обложке! Но ведь знаешь, о чем я подумал, когда услыхал об этой твоей неприятности еще от Дениски? Ты ж ему как бы намекнул по телефону.

– Я уж не помню, наверное, говорил, а что? Это очень важно?

– В принципе кому как… Ты мне, друг мой, вот чего скажи. Разглядеть-то хоть этого своего налетчика успел?

– Ну, во-первых, уже смеркалось немного. Потом была на нем не то широкая такая куртка с капюшоном, не то тулуп с меховым воротником и огромной шапкой.

Но теперь, припоминая мелькнувшие подробности, Юрий мог почти с уверенностью сказать, что лицо у напавшего на него было достаточно молодым, в смысле – не отягощенным бородой и усами, какие обычно бывают у местных лесорубов. Нынче ведь и молодежь любит похвастать растительностью на лице, почему-то считая ее признаком особого, что ли, мужества.

– Думаю, было ему лет под тридцать. Ростом пониже меня. Я ничего и сообразить не успел, как он меня достал чем-то, причем вот сюда. – Юрий положил ладонь на темя. – Это ж каким надо орудием…

– Эх ты водила! – ухмыльнулся Грязнов-старший. – Да обычной монтировкой! А что он, по-твоему, по поселку должен был с кирпичом ходить? Или с дубиной? Головой думай… Хотя да. – Он понимающе почесал собственную макушку. – А еще что-нибудь характерное в нем успел заметить? Шрам там, фиксу, например, ну такое, что в глаза первым делом бросается?

– Нет, – вздохнул Гордеев.

– Жаль, – развел руками Грязнов и будто потерял к Юрию всякий интерес. – Ладно, мне с тобой все ясно. Приедут Костя с Саней, ты им еще разок эту историю про ксиву свою расскажи, пусть тоже посмеются…

– Ну, дядька, ты у нас садист! – засмеялся Денис. – Зачем же человека мучить?

– Я знаю зачем, – как-то непонятно многообещающе отмахнулся Вячеслав Иванович. Но объяснять не стал.

Между прочим, встреча с Меркуловым и Турецким была бы Гордееву более чем кстати. Он и сам, едучи сюда, хотел напроситься, предварительно, естественно, посоветовавшись с Вячеславом Ивановичем, на прием в Генеральную прокуратуру, к Меркулову. И поэтому лучшего способа сформулировать свою просьбу, нежели сделать это во время застолья, просто не существовало. Как говорится, на ловца и зверь бежит.

Юрий полагал, что собранных материалов было вполне достаточно, чтобы в Управлении по надзору за уголовно-судебными делами той же Генпрокуратуры истребовали дело Репина из Мосгорсуда, изучили внимательно и внесли протест в порядке надзора в вышестоящую судебную инстанцию, каковой является Верховный суд Российской Федерации. Гордееву казалось, что, опираясь на имеющиеся у него показания Репина, Ознобихина, Юлии Поспеловской, а также Лукина, он смог бы доказать невиновность Андрея. Зато вину Носовых доказывать совсем не его дело. Не его компетенция. Этим должен заниматься не адвокат, а следователь. И в этой ситуации наиболее разумный, оптимальный, так сказать, вариант могли бы подсказать именно Меркулов с Турецким.

Ждал их с большой надеждой Юрий Петрович, даже от предварительной рюмки отказался, чтобы постараться изложить свою просьбу максимально внятно: головка-то все же побаливала еще. И пластырь на выстриженном темени выглядел этакой еврейской шапочкой – кипой, которая при абсолютно славянской физиономии Гордеева смотрелась вызывающе глупо. Чего, естественно, не мог не отметить вслух повеселевший от чего-то Вячеслав Иванович.

Ну, словом, ждал. И дождался.

Меркулов был, конечно, как всегда, спокойным, вежливым и вообще достойным человеком – в том плане, что не позволял себе откровенно насмехаться над несчастьями себе подобных. Чего никак нельзя было сказать о том же Грязнове-старшем, не говоря уж об Александре Борисовиче. Последнего хлебом не корми, дай только всласть поиздеваться над ближним! И он, естественно, хохотал как ненормальный, слушая печальную исповедь своего же товарища. Юрий хотел было уже обидеться, но потом вспомнил, с кем имеет дело, и обреченно махнул рукой.

Но при этом он заметил, что старшие его товарищи как-то довольно странно переглядываются, будто знают некую тайну, недоступную ни ему, ни Денису.

Отсмеявшись и тяпнув за новоявленного «обоссанного адвоката», который, по всем понятиям, должен был теперь жить долго-долго и счастливо – обычай какой-то отыскался, – Грязнов уже спокойным голосом спросил Турецкого:

– Ну хорошо, смех смехом, а ты что на это скажешь, друг мой Саня? Ничего не напоминает?

Меркулов живо, с хитроватой улыбочкой, которая особенно делала его лицо мудрым аки у змия, поглядел на них и заметил, что многие достаточно опытные преступники попадались именно на таких вот совершенно идиотских, вызванных исключительно наглой оборзелостью – во загнул! – проколах.