Читать книгу - "Повелитель разбитых сердец - Елена Арсеньева"

Но вот наконец мы докатились до угла Свечного и Ямской.

На наш стук ворота отпирает дворник и немедленнопредупреждает:

– Поосторожнее, господа хорошие, не то попадете в мерзость.Мы теперь просто во двор все выливаем. Ничего, к зиме как-нибудь замерзнет!

Да, а мы-то еще жалуемся на холодную осень. Теперь надомолиться, чтоб скорей ударили морозы!

С большим трудом мы поднимаем Иринушку по лестнице, она,умница, крепится изо всех сил, только изредка постанывает. Постельное белье мызахватили с собой. Зловоние в приюте нестерпимое…

Принимает роды мой знакомый – доктор Кравецкий. Мы некогдаработали вместе, он помнит меня. Осведомляется о Косте. Отвечаю сдержанно: «Всекак прежде», а сама креплюсь, чтобы не выдать ни намека на забрезжившую у менянадежду. Мельком вспоминаю, как радовалась Ася Борисоглебская, когда ей кто-топосулил свободу мужа, и чем это кончилось. Нет, лучше молчать, молчать! Надейсяна лучшее, но готовься к худшему, вот в чем мудрость жизни.

Кравецкий – умный человек, он понимает: в наше время лучшеникому не задавать лишних вопросов. Поэтому только вздыхает:

– Ну, бог милостив.

– Бог милостив, – эхом откликаюсь я, понимая, что все этоочень напоминает разговор над смертным одром больного. Видимо, та же мысльприходит и Кравецкому, поэтому он быстро переводит тему:

– Покуда пациентка наша собирается с мыслями, расскажу вамодну пресмешную историю, Татьяна Сергеевна. Жена моя, как вы, быть может,помните, университетский профессор. И вот, вообразите, по так называемойзеленой карточке КУБУ – сие есть комиссия улучшения быта ученых, – поясняетКравецкий, и правильно делает, ибо нынче, милостью Советской власти, развелосьстолько аббревиатур, что все не упомнить, – выдали ей фунт масла. Неслыханноесчастье! Но масло выдали завернутым в исписанную бумагу, причем исписаннуюсторону обратили к самому маслу. Да еще врезалась целиком толстая сургучнаяпечать. И как вы думаете, что за бумага оказалась? Это было староесвидетельство Николаевского госпиталя о том, что какое-то лицо страдаетслабоумием как следствием сифилиса. Добросовестно описаны вопросы, предложенныебольному, и его ответы. Тут я лишний раз «поблагодарил» господина Родэ. Ведьэто именно ему Советская власть поручила ведение хозяйственной части в Домеученых. Слышали о нем?

Ну а как же, я слышала. Его называли самым шикарным и самымтолстым мужчиной в Петрограде. Бывший хозяин знаменитого ночного ресторана«Вилла Родэ» с цыганским хором и отдельными кабинетами в фаворе у новой власти.На должность его рекомендовал Горький, чья жена, Мария Андреева, теперь, как яуже говорила, комиссарша. Ох уж эти мне русские интеллигенты… Буревестникиреволюции! Почему «царские сатрапы» вовремя не подрезали вам крылья?

– Вижу, что вам знакомо сие имя, – довольно киваетКравецкий. – Так вот знаете ли вы, как теперь называют подвластный Родэ Домученых? Знаете?

– Нет, не знаю. Так как же?

– РодЭвспомогательным заведением! – от души хохочетКравецкий, и я охотно вторю ему и чудному каламбуру.

Впрочем, посмеяться вдоволь нам не удается: у Иринушкиначинаются роды, и только лишь спустя три часа нам удается все благополучнозавершить. Новый гражданин Страны Советов появился на свет, и, судя по егокрику, он не вполне доволен советскими порядками.

Я устала страшно, стоит подумать о том, сколько добиратьсядо дому, ноги заранее отказываются служить. Но делать нечего. Уже седьмой часутра, когда я выхожу из роддома, а в свою квартиру добираюсь ровно через двачаса. Как нарочно, ни одного трамвая.

«Приду – и буду спать, – мечтаю по пути. – Спать, спать…»

Около нашего парадного толпа соседей. Лица у всех вытянутые,испуганные. Тут же стоит повозка, на которой лежат какие-то свертки, покрытыерогожей. Рогожа намокает бурыми пятнами, и точно такими же пятнами покрыталестница.

Что это? Неужели кровь? И что там лежит под рогожей?!

Протискиваюсь поближе к соседке – молодой, всегда печальнойженщине. Ее муж убит в 1915 году, родители умерли, детей нет. Она одинока, каки я, но каждая из нас настолько погружена в свои печали, что не хочетсяпринимать на себя тяжесть бед другого, столь же несчастного человека. Когдаплохо, влечет к тем, кому хорошо… Беда лишь в том, что таких людей уже почти неосталось на свете!

– Голубушка Раиса Васильевна, что тут произошло?

– Такой кошмар, такой кошмар! – твердит соседка растерянно.– Ночью вырезали всех в первом этаже. Всех – и мужа, и жену, и горничную!Ограбили, а их самих убили. Да еще мучили, наверное, перед смертью… Милиционерсказал, что на теле горничной следы пыток. Наверное, хотели узнать, гдеценности спрятаны.

Мгновение не понимаю, о чем это она. В первом этаже у насжила семья спекулянтов, у которых служила Дуняша.

Господи Иисусе… Там, под рогожей, – они? И Дуняша? Это на еетеле – следы пыток? Не может быть!

– Не может быть! – Мне кажется, я кричу, между тем как изгорла вырывается только слабое сипение. – Но ведь только нынче вечером она былау меня… мы разговаривали… она провожала меня к пациентке! Не может быть!

– Так вы только что вернулись, что ли? – удивленно смотритна меня Раиса Васильевна. – Странно.

– А что такое?

– Кто ж у вас в квартире полночи шумел? Вещи на пол швыряли,топали… Я уж тряслась, тряслась, даже к глазку подойти боялась: думаю, неужто кТатьяне Сергеевне с обыском пришли? А вы говорите, вас и дома-то не было.Неужто мне почудилось?

Ноги у меня делаются как ватные, и приходится опереться остену, чтобы не упасть. О чем она говорит? О чем?!

Пройти в подъезд я не могу – приходится дождаться, покаоттуда выйдут милиционеры. Мимо меня промелькивают какие-то двое в черныхкуртках («Из уголовки!» – слышен сдавленный шепот в толпе), они напоминаютангелов смерти.

Да какие они, впрочем, ангелы! Они демоны! Дьяволы!

Наконец милиционеры уходят, и страшная телега уезжает. Бегунаверх – и с изумлением обнаруживаю, что моя дверь заперта на все три замка.

Очень странно. Кажется, Раисе Васильевне все же почудилсяшум и топот в моем жилище. Что-то я не слышала о ворах и разбойниках, которыеврывались бы в дом, а потом аккуратно запирали за собой двери.

С облегчением вздохнув, открываю квартиру – и чуть не падаюпрямо на пороге.

Нет, не ошиблась соседка!