Читать книгу - "Тень гоблина - Валерий Казаков"

Встретились, обрадовались друг другу, повспоминали студенческие годы, позубоскалили над преподавателями, перешли к делам нынешним, и получил он предложение перебраться в столицу и усилить контроль за неимоверными деньгами, отпускаемыми на улучшение условий быта и работы всеми любимого Гаранта конституции. Вот так и состоялось его первое пришествие в Первопрестольную.

Пужин наматывал круги по живописному участку новой дачи. Бегать он не любил, а предпочитал быструю ходьбу, считая её наиболее эффективной, равномерно нагружающей все мышцы и дающей возможность спокойно обдумать и проанализировать все, что произошло за минувший день. А задумываться в последнее время было над чем. Какие-то странные и не совсем ясные веянья завитали над его слегка лысеющей головой. Разговор с главой Царевой администрации, по совместительству придворным летописцем и будущим зятем, сначала не вызвал никаких побочных мыслей и тревог. Разговор как разговор, как и полагается начальника с подчиненным. Хотя на этого начальника без улыбки смотреть было невозможно. Потертые джинсы и ковбойскую рубашку хоть и с боем, но все же удалось с него снять и переодеть его в приличный костюм, однако, носить обязательный для Старой площади галстук не смог заставить даже сам Царь. Ходил этот начальник подпрыгивающей походкой, сторонился большого скопления чиновного люда, на заданные вопросы отвечал односложно и весьма неопределенно, однако, при всей его косности и угловатости, был самым доверенным человеком у Царя, а особенно у злопамятной и подозрительной царёвой супруги.

Итогом второй их встречи стало предложение сделаться первым заместителем главы администрации, а иными словами, фактически, ее возглавить, так как сам Эдуард Валентинович был сейчас полностью занят работой над очередной книгой Главы государства. В принципе, вполне лестное предложение и, как считал сам Пужин, вполне заслуженное, но было в нем одно «но»! Место первого заместителя занимала всесильная подруга царевой дочки Победа Танина, и ухудшения их отношений никто, насколько ему было известно, не замечал. Он тогда о ней напрямую и спросил Эдуарда Валентиновича, чтобы избежать ненужных кривотолков в будущем.

— А как же быть с Победой Игоревной?

— Ей будет предложено вполне весомое по значимости место, да и, между нами, не тянет она, не все губернаторы её адекватно воспринимают, опять-таки завалила избирательную кампанию в Есейске, еще неизвестно, чем вся эта сибирская эпопея закончится. Так что пусть ее судьба вас особенно не смущает. Все будет нормально. Вы — другое дело, и хватка у вас бульдожья, так что мы вам доверяем. Ну так как, согласны?

— Не согласиться было бы с моей стороны глупо. Считаю, не о моём согласии следует говорить, а о благодарности Гаранту за его доверие, можете ему передать, что жалеть о своем решении ему не придется.

— Вот и хорошо, у меня, не поверите, камень с плеч свалился! Администрация — это же прежде всего сумасшедшая ответственность и колоссальные трудозатраты, а мы с Хозяином по три-четыре часа в сутки над книгой работаем. А потом мне весь материал надо с диктофона обрабатывать, систематизировать, перепечатывать, вычитывать, чтобы на следующий день представлять ему на просмотр. Колоссальный труд! Так что спасибо вам, а Президенту добрые слова за доверие вы сами в ближайшее время скажите.

На том и расстались. Потом были встречи с Царем, и официальные, и в домашнем кругу. Были длительные беседы с женой Самодержца, странные какие-то беседы, все больше о честности, преданности, о благодарности и неблагодарности, о доверии и предательстве. Приблизительно о том же пыталась с ним говорить и державная дочь.

В последнее время Гол Владленович зачастил. Придет в кабинет, посидит, чаю попьет, пустопорожние вопросы позадаёт и уйдёт. А здесь буквально вчера ни с того ни с сего спрашивает:

— А ты по бывшей своей работе не скучаешь?

— В мэрии что ли?

— Да в какой к черту мэрии! В вэчэка твоем некогда любимом? Ностальжи не гложет?

— Нет, вроде? Ты к чему клонишь?

— Да так просто спросил, — и, помолчав, добавил, — упущенное напрочь ведомство, а ведь когда-то основой государства считалось. Ну ладно я, пожалуй, пойду.

Все это и многое другое непрошенно и бессистемно лезло в голову ровно шагающего Пужина. Помимо разговоров, встреч, собственных мыслей в мозгу всплывали и вовсе неясные впечатления, какие-то вскользь замеченные мелочи, которых раньше не было. Все его встревоженное естество ожидало чего-то особенного и очень важного.

— Извините, Николай Николаевич, — прервал его размышления помощник, — вам уже третий раз звонит Амроцкий и, судя по определителю, с разных телефонов. Голос встревоженный, просит срочно с ним связаться.

— Пусть приезжает…

— Нет, он хотел бы встретиться на нейтральной территории, подальше от любопытных глаз…

— Любопытные глаза есть везде и всюду, а где он сейчас?

— Говорит, что в машине, недалеко от вашей дачи…

— Скажи, пусть едет к лесной развилке, я туда подойду. Тоже мне, конспиратор доморощенный выискался.

Из всего близкого Царева окружения Пужин особенно недолюбливал Амроцкого, каким-то скользким он ему казался, и после общения с этим то заискивающим, то невыносимо самодовольным господином неизменно хотелось вымыть руки. Но раз и навсегда приняв правила придворных игр, Николай Николаевич, старался ни на йоту от них не отступать. В сегодняшнем пасьянсе Михаил Львович занимал не последнюю позицию, и с его закидонами следовало считаться, а главное, опасаться его вечных интриг, непревзойденным мастером коих он не без основания числился.

Еще не дойдя до развилки, Пужин увидел спешащего ему навстречу Амроцкого. «Хорош гусь, — переходя с бега на быстрый шаг, чтобы выровнять дыхание, подумал он, — машину оставил за поворотом, чтобы не светить контакт. Ох, не простой он, проныра, не простой. Надо бы бывшим коллегам подбросить задание негласно собрать все об этом субъекте».

— Ну наконец! Здравствуйте, Николай Николаевич! Знаете, давайте свернем на тропинку, она вон там за кустиками, а то, неровен час, с каким-нибудь бегуном, вроде вас, столкнемся, а это совсем ни к чему.

— Добрый вечер. Можно и на тропинку, — как можно спокойнее, произнес Пужин, — так что же такое стряслось, к чему вся эта конспирация, и где это вы освоили ее азы?

— Книжки детективные в детстве читал. Не сочтите меня сумасшедшим, но я вам сейчас скажу такое, — зашептал он ему прямо в лицо, — только умоляю — никому ни слова, иначе голова моя полетит с хилых еврейских плеч долой! Нет, вы должны дать мне слово офицера, что все это останется между нами…

— Михаил Львович, не ставьте меня в дурацкое положение! Я же государственный чиновник и себе, фактически, не принадлежу, поэтому, естественно, авансом никаких слов никому давать не могу, мало ли что вы мне собираетесь поведать!

— Ладно, хорошо! Какой вы, право, строптивый, но после того, как вы всё услышите, вы пообещаете мне молчать?