Читать книгу - "Друг от друга - Филип Керр"

Выйдя из «мерседеса», я запрокинул голову на Цугшпитце, нависшую над домами застывшей волной серой морской воды. Услышав выстрелы, я вздрогнул и, кажется, даже шарахнулся в сторону. А потом оглянулся. Хенкель рассмеялся.

— У янки по другую сторону реки стенд для стрельбы по тарелочкам, — объяснил он, направляясь к двери. — Все, что ты тут видишь, реквизировано американцами. Они разрешили пользоваться лабораторией для моих экспериментов, до войны она принадлежала местному госпиталю на Максимилиан-штрассе.

— А разве госпиталю больше не нужна лаборатория?

— После войны госпиталь стал тюремным общежитием для умирающих, — он искал ключ от входной двери, — для неизлечимо больных немецких военнопленных.

— А чем они больны?

— У большинства психические расстройства, — пояснил он. — Это не по моей части. Многие умерли в результате вспышки эпидемии вирусного менингита. Остальных перевели в мюнхенский госпиталь примерно с полгода назад. Сейчас здешний госпиталь превратили в место отдыха и реабилитации для американского обслуживающего персонала.

Хенкель отпер дверь и вошел. Но я застыл на месте, уставившись на машину, припаркованную через дорогу. Машину эту я уже видел. Красивый двухдверный «бьюик-родмастер», сверкающий, зеленый, с «белобокими» автопокрышками и задним бампером, широченным, как альпийский склон.

Оторвавшись, наконец, от этого зрелища, я последовал за Хенкелем, прошел по узкому коридору, где было очень жарко. На стенах висело несколько снимков спортсменов: Макси Хербер, Эрнста Байера, Вилли Богнера, — на принятии олимпийской присяги. Воздух в помещении был с каким-то химическим привкусом, попахивало также гнильцой и чем-то ботаническим, типа мокрых садовых перчаток.

— Закрой за собой дверь! — прокричал Хенкель. — Тут необходимо сохранять тепло.

Повернувшись к двери, я услышал за спиной голоса, а когда снова обернулся, то обнаружил, что коридор загораживает человек, которого я сразу узнал, — тот самый американец, что заставил меня копать яму в моем саду в Дахау.

— Ба! Да это ж наш фриц с принципами! — завопил янки.

— По твоему тону не похоже, что ты мне комплимент отвалил, — отозвался я. — Ну, как жизнь молодая? Удалось еще подворовать еврейского золотишка в последнее время?

Он ухмыльнулся:

— В последнее время — нет. Не так уж много его осталось. А ты? Как бизнес в отеле? — Ответа моего он дожидаться не стал, а, не спуская с меня глаз, крикнул: — Эй, Генрих! Где ты раскопал этого фрица? И какого черта приволок сюда?

— Я же тебе рассказывал. — В коридоре показался Хенкель. — Это тот самый человек, с которым я познакомился в госпитале.

— Так это он — тот детектив, про которого ты говорил?

— Ну да. А вы что, уже встречались раньше?

Сегодня на американце было серое кашемировое пальто. Под пальто серая рубашка, серый шерстяной галстук, серые фланелевые брюки и черные туфли с узором из дырочек. Очки были тоже другие — в черепаховой оправе. Он, как и тогда, в Дахау, был похож на самого большого умника в классе.

— Только в моей прежней жизни, — ответил я Хенкелю, — когда я был владельцем отеля.

— У тебя был отель? — Хенкель взглянул так, будто сама идея показалась ему нелепой до крайности. Что, конечно же так и было.

— А догадайся, где находился этот его отель? — насмешливо-презрительно спросил американец. — В Дахау, недалеко от бывшего концлагеря. — Он раскатисто расхохотался. — Господи, да это все равно что открыть оздоровительный курорт на кладбище!

— Но ничего, для тебя и твоего приятеля вполне подошел, — огрызнулся я. — Этого дантиста-любителя.

— Он имеет в виду, — рассмеялся Хенкель, — Вольфрама Ромберга?

— Его самого, — подтвердил американец. Хенкель, подойдя, положил мне руку на плечо.

— Майор Джейкобс служит в ЦРУ, — сообщил он, увлекая меня в соседнюю комнату.

— Я как-то и не принял его за армейского капеллана, — буркнул я.

— Он очень помог нам с Эриком, он наш друг. ЦРУ предоставило мне это помещение и выдает деньги на исследования.

— Только их почему-то всегда не хватает, — ехидно вставил Джейкобс.

— Медицинские исследования дорого стоят, — ответил Хенкель.

Мы очутились в кабинете, очень аккуратном, типично медицинском. На полу большой шкаф с папками. В бидермейеровском книжном шкафу десятки медицинских книг, а наверху — череп, рядом — бронзовая голова мужчины, похожего на микробиолога, подарившего миру пенициллин, Александера Флеминга; табличка сообщала — да, это он и есть. Аптечка на стене рядом с фотографией президента Трумэна. Письменный стол орехового дерева в стиле рококо, похороненный под грудами бумаг и блокнотов, и еще один череп, приспособленный под пресс-папье. Четыре или пять стульев вишневого дерева. Хенкель указал через двойные стеклянные раздвижные двери на лабораторию, очень недурственно оборудованную.

— Микроскопы, центрифуги, спектрометры, вакуумные приборы, — перечислял Хенкель, — все это стоит больших денег. Майору приходится иногда изыскивать какие-то неофициальные источники финансирования, чтобы наша работа могла продолжаться. В том числе — обер-шарфюрера Ромберга разыскал и его тайничок в Дахау.

— Все верно, — проворчал Джейкобс; отодвинув гардину, он подозрительно всматривался из окна в сад позади виллы. Там затеяли шумную свару птицы. Мне нравится, как в природе решаются проблемы, — я бы сейчас и сам не прочь как следует врезать Джейкобсу.

— Как майор поступил с украденными ценностями бедолаг из лагеря, — через силу улыбнулся я, — это, безусловно, не мое дело.

— Вот теперь, фриц, ты угодил в самую точку, — покивал Джейкобс.

— А чем именно ты занимаешься, Генрих? — полюбопытствовал я.

— Ради бога, — оглянулся на Хенкеля Джейкобс, — не рассказывай ему.

— А почему бы и нет? — удивился тот.

— Ты ничего про этого типа не знаешь. Не забывай, вы с Эриком работаете на американское правительство. Я бы добавил, под грифом «секретно», но сильно сомневаюсь, что вы, парни, даже умеете выговаривать это слово без ошибок.

— Он гостит в моем доме, — стоял на своем Хенкель. — Я доверяю Берни.

— А я все пытаюсь понять — с какой такой стати? — возмущался Джейкобс. — Или это эсэсовские дела? «Старые товарищи»?

Откровенно, я и сам до сих пор немного удивлялся.

— Я объясню тебе, — ответил Хенкель. — Эрику порой становится одиноко, и мне кажется, у него возникают мысли о суициде.

— Господи, мне б такое одиночество, как у Эрика! — фыркнул Джейкобс. — С ним девица эта, которая ухаживает за ним, как ее там, Энгельбертина, что ли. Как мужик может жаловаться на одиночество, когда рядом такая женщина? Для меня загадка!

— Тут он прав, — вступил я.