Читать книгу - "Инквизитор - Кэтрин Джинкс"

Однако на этот раз его несогласие выразилось в словах.

— Отец Бернар, должен ли я понимать, что отец Пьер Жюльен угрожает вздернуть заключенных на дыбе?

Это был не столько вопрос, сколько протест. Я понял, что он пытался сказать.

— Мы можем только надеяться, что одной угрозы будет достаточно, — отвечал я.

— Отец мой, простите меня, но вы, возможно, помните, что когда я дал согласие сотрудничать со Святой палатой…

— Вы поделились некоторыми своими чувствами. Да, Дюран, я очень хорошо это помню. И вы, вероятно, заметили, что когда вы работаете со мной, то я не оскорбляю ваших чувств. К несчастью, теперь вам приходится работать с отцом Пьером Жюльеном. Если вы не одобряете его методов, тогда я советую вам просто смириться, как сделал я.

Наверное, я был слишком груб и прямолинеен. Я, конечно, давал выход своему собственному гневу, ища облегчения сердцу, обремененному печалями. Повернувшись, я ринулся вниз по лестнице к своему столу, где стал копаться в поисках бумаг отца Августина. Однако я догадываюсь, что вы, возможно, не понимаете подоплеки моих действий. Вы, возможно, забыли, что Бруна д'Агилар не была последней из подозреваемых отцом Августином в подкупе отца Жака. И вообще — вели ли вы подсчеты?

Олдрик Каписколь уже умер. Раймону Мори вынесли приговор. Бернар де Пибро голодал в заключении. Эмери Рибоден нашел способ избежать суда. Поступок Бруны д'Агилар подвергся тщательному расследованию. На подозрении оставалась только Петрона Капденье.

Ей ставилось в вину, — на основании показаний одного совершенного, допрошенного отцом Жаком, — что она кормила этого совершенного и давала ему кров. Подобно Олдрику, она согрешила задолго до появления в Лазе отца Жака. И все же, при том что реестр с признанием Олдрика (весь замасленный и испещренный пометами) находился среди бумаг отца Августина, я не нашел реестра, содержавшего показания Петроны или вынесенный ей приговор. Очевидно, отец Жак не приказывал ее арестовать — и если причиной явился тот факт, что она уже была осуждена ранее, то доказательств тому, кажется, не существовало.

Вспомнив, как отец Августин искал недостающий реестр, я подумал, что там могут быть записи по делу Петроны Капденье. Этот вывод подсказывала одна помета, сделанная рукой отца Августина на полях показаний совершенного, о котором я упоминал выше, где он написал дату и имя прежнего, давно покойного инквизитора Лазе. Очевидно, отец Августин заключил на основании имевшихся у него сведений, что ему следует проверить реестры, относящиеся к тому времени. И он конечно же искал эти реестры. И то обстоятельство, что ни одного из них не было среди его бумаг, означало, что либо поиски упоминаний о Петроне Капденье в этих реестрах не дали результатов, либо реестр, где они содержались, исчез.

Я еще раз проверил все записи отца Августина, но других ссылок на пропавшие реестры не обнаружил. Зная ту дотошность, с какой он проводил бы свои расследования, оставалось только заключить, что он и вправду так и не успел завершить дела. И посему вставал вопрос: лежат ли эти реестры вместе с их копиями где-то еще или их похитили?

Если имело место похищение, то оно могло произойти в любой момент в течение последних сорока лет. Но осуществить это могли только избранные, ибо доступ к инквизиционным протоколам всегда был ограничен. Естественно, всем инквизиторам дозволялось справляться с ними когда угодно. Равно как и разным нотариям, служившим в Святой палате. С недавнего времени копии всех реестров хранились у епископа, а до создания епархии Лазе местом их хранения была обитель. Если мне не изменяла память, только приор и библиотекарь имели ключи от сундука с документами.

Обозначив для себя возможных преступников, я задумался о мотивах похищения реестров. Отец Жак мог сделать это, чтобы скрыть преступление женщины, заплатившей ему за эту услугу. Или ее потомки дали ему денег? С другой стороны, если это он уничтожил реестр, то почему же не удалил имя Петроны из показаний совершенного? И как имя Раймона Мори вообще возникло в протоколах?

Мне представлялось, что есть две более вероятные причины для похищения реестров. Прежде всего, если еретик, чье преступление упоминается в документах, через некоторое время снова совершает преступление, то ему грозит неминуемая казнь, разве только свидетельства его первого преступления исчезнут. Я вспомнил случай десятилетней давности в Тулузе, где некая Сибилла Боррель, признавшись в ереси и отрекшись, пять лет спустя была повторно арестована за ересь. И она пошла бы на костер, когда бы ее первое признание не затерялось. Но поскольку его не нашли, то ее осудили как в первый раз и приговорили к пожизненному заключению.

Во-вторых, следует помнить, что родство с еретиком бросает тень на человека. Нельзя стать нотарием или чиновником, нося на себе это фамильное клеймо. Возможно ли, спрашивал я себя, что какой-то из нотариев Святой палаты наткнулся в этом пропавшем реестре на имя своего предка? Неужели Раймон?

При этой мысли я резко выпрямился, ибо она ужаснула меня. Предатель среди нас! Еще один предатель! И я подумал со страхом, что Раймон мог бы заказать убийство отца Августина только потому, что тот искал похищенный реестр.

Но тут я резко тряхнул головой: я знал, что предположения такого рода были безосновательны и нелепы, и это при весьма малочисленных доказательствах и многих подозреваемых. Кроме того, с реестра вообще могли не снять копию, по какому-то недосмотру. Он мог затеряться, как затерялся документ в Тулузе. Существовало много разумных объяснений.

И тем не менее я принял решение, что если Раймону не удастся отыскать том, я немедленно допрошу его. Еще я решил сам поискать этот реестр. С этим намерением я вернулся в скрипторий и стал разбирать документы в двух больших сундуках, где они содержались. Никто не спросил, что я делаю. Дюран уже присоединился к моему патрону в подвале, а брат Люций никогда ни о чем не спрашивал. Он усердно писал, посапывая и время от времени потирая глаза, пока я копался в свидетельствах почти вековой греховности.

Это была трудная задача, ибо тома лежали в беспорядке, хотя большинство из лежавших сверху относились к недавнему времени. Более того, по обычаю, показания в каждом реестре располагались согласно месту жительства обвиняемых, а не дате, когда была произведена запись показаний. Пытаясь разобраться в этом множестве документов, я все больше злился на Раймона. Мне казалось, что он дурно исполняет свою работу, а это я считал грехом не меньшим чем убийство отца Августина. Стало понятно, что недостающий реестр вполне может находиться где-то здесь. Я диву давался, как это вообще все реестры не потерялись, будучи вверены заботам нашего нотария.

— Люций, — позвал я, и он взглянул на меня поверх своего пера, — как вы ориентируетесь в этих записях?

— Никак, отец мой. Мне не дозволено по ним справляться.

— И все-таки вам, возможно, будет интересно узнать, что здесь полная неразбериха. Что Раймон делает целыми днями? Наверное, говорит? Все слова, слова, слова.