Читать книгу - "Тайна желтой комнаты. Заколдованное кресло - Гастон Леру"

– И вы его не видели! То же самое утверждает прокуратура…

– Нет, господин председатель, мы все его видели! – воскликнул Рультабий.

– И не задержали его!

– Один только я знал, что он и есть убийца. А мне надо было оставить его на свободе! И потом, в тот момент у меня не имелось иных доказательств, кроме здравого смысла! Да, только здравый смысл убеждал меня в том, что убийца здесь, рядом, и что мы видим его. Понадобилось время, чтобы сегодня появилась возможность представить суду неопровержимое доказательство, которое, я в этом не сомневаюсь, удовлетворит всех.

– Так говорите же, говорите, сударь! Назовите нам имя убийцы! – не выдержал председательствующий.

– Вы отыщете его среди тех, кто находился в том самом углу двора, – уклончиво ответил Рультабий, который, видимо, не собирался спешить…

Присутствующие начали проявлять нетерпение, в зале послышался шепот:

– Имя! Имя!

В ответ на это тоном, за который его следовало бы отхлестать по щекам, Рультабий сказал:

– Я несколько тяну со своим показанием, господин председатель, так как у меня есть для этого веские причины!

– Имя! Имя! – неистовствовала толпа.

– Тихо! – пронзительно крикнул судебный исполнитель.

– Сударь, вы должны немедленно назвать нам имя! – грозно заявил председательствующий. – Итак, среди собравшихся в конце двора мы видели лесника – он умер. Не он ли убийца?

– Нет, сударь.

– Папаша Жак?

– Нет, сударь.

– Сторож Бернье?

– Нет, сударь.

– Господин Сенклер?

– Нет, сударь.

– Господин Артур Ранс в таком случае? Остается один господин Артур Ранс и… вы! Вы не убийца, нет?

– Нет, сударь!

– Значит, вы обвиняете господина Артура Ранса?

– Нет, сударь!

– Я ничего больше не понимаю! Куда вы клоните? Там никого другого не было.

– Вы ошибаетесь, сударь! Никого не было внизу, зато был кое-кто наверху, тот, кто высунулся из окна в этот самый угол двора…

– Фредерик Ларсан! – возмущенно воскликнул председательствующий.

– Фредерик Ларсан! – оглушил всех звонкий голос Рультабия. И, повернувшись к публике, среди которой уже раздавались возгласы протеста, Рультабий бросил ей в лицо эти слова с такой силой, на какую, по моим понятиям, он просто не был способен: – Да, Фредерик Ларсан! Он самый!

В зале поднялись крики, в них слышались изумление,  растерянность, оторопь и недоверие; другие же люди выражали свое восхищение этим маленьким человечком, у которого достало смелости выдвинуть подобное обвинение. Председатель даже и не пытался навести порядок, а когда вопли смолкли под напором энергичного шиканья тех, кому не терпелось узнать, что же было дальше, послышался голос Робера Дарзака, который, снова упав на свою скамью, отчетливо произнес:

– Этого не может быть! Он с ума сошел!

– Как! – вскочил председатель. – Вы, сударь, осмеливаетесь обвинять Фредерика Ларсана! Видите, какое впечатление произвело выдвинутое вами обвинение… Даже господин Робер Дарзак и тот считает вас безумцем! А если это не так, вы должны представить доказательства…

– Доказательства, сударь? Вам нужны доказательства? Хорошо, сейчас вы получите одно из них, – раздался звонкий голос Рультабия. – Пускай сюда пригласят Фредерика Ларсана!

– Пригласите Фредерика Ларсана, – отдал распоряжение председатель.

Судебный исполнитель бросился к маленькой дверце, открыл ее и исчез… Дверь осталась отворенной… Все взоры были прикованы к ней. Снова появился судебный исполнитель. Он вышел на середину зала и сообщил:

– Господин председатель, Фредерика Ларсана нет. Он ушел около четырех часов, и больше его не видели.

– Вот вам мое главное доказательство! – торжествующе воскликнул Рультабий.

– Объяснитесь… Что за доказательство? – спросил председатель.

– Мое неопровержимое доказательство, – молвил юный репортер. – Разве вы не видите, что Ларсан сбежал? Клянусь вам, что он уже не вернется! Вы никогда больше не увидите Фредерика Ларсана…

В глубине зала поднялся шум.

– Если вы не смеетесь над правосудием, отчего вы не воспользовались моментом, когда Ларсан стоял рядом с вами у этого барьера? Почему было не бросить ему это обвинение в лицо? Тогда, по крайней мере, он мог бы ответить вам!

– Нужно ли желать более веского доказательства, чем это, господин председатель? Он мне не отвечает! И никогда не ответит! Я обвиняю Ларсана в том, что он убийца, и он спасается бегством! Разве, по-вашему, это не доказательство?

– Мы не желаем верить и не верим в то, что Ларсан, как вы изволили выразиться, «спасается бегством»… Зачем ему бежать? Ведь он не знал, что вы собираетесь предъявить ему обвинение.

– В том-то и дело, сударь, что знал, я сам ему об этом сказал…

– Что вы себе позволяете?! Вы считаете Ларсана убийцей и сами же даете ему возможность бежать!

– Да, господин председатель, я это сделал! – с гордостью заявил Рультабий. – Я-то ведь не принадлежу к числу ревнителей правосудия и в полиции тоже не служу. Я скромный журналист, и арестовывать людей вовсе не моя обязанность. Я служу делу истины так, как считаю нужным… Это мое личное дело… А вам надлежит охранять общество, вот и охраняйте его в меру своих способностей, это как раз ваше дело. Но чтобы я принес палачу чью-то голову!.. Если вы рассудите по справедливости, господин председатель, а вы, я знаю, человек справедливый, то согласитесь, что я прав! Разве не говорил я вам, что вы потом поймете, почему я не мог назвать имени убийцы раньше половины седьмого? Я рассчитал, сколько времени понадобится, чтобы предупредить Фредерика Ларсана, с тем чтобы он успел на поезд, который в четыре семнадцать отправляется отсюда в Париж, а уж там-то он сумеет скрыться… Час, чтобы добраться до Парижа, час с четвертью, чтобы уничтожить следы своего пребывания там… Вот и получалось, что это будет никак не раньше половины седьмого… Вам не найти Ларсана, – заявил Рультабий, пристально глядя в глаза господину Роберу Дарзаку. – Он слишком хитер… Это человек, который всегда ускользал от вас… и которого вы долго и безуспешно преследовали… Если он не так хитер, как я, – добавил Рультабий, смеясь от всей души, но в полном одиночестве, ибо теперь никому уже не хотелось смеяться, – то он все-таки хитрее всех полиций на свете. Этот человек, которому четыре года назад удалось проникнуть в недра нашей полиции и который прославился там под именем Фредерика Ларсана, не менее известен под другим именем – вы тоже хорошо его знаете. Фредерик Ларсан, господин председатель, это не кто иной, как Боллмейер!

– Боллмейер! – воскликнул председатель суда.

– Боллмейер! – вторил ему Робер Дарзак, поднимаясь со своего места. – Боллмейер! Значит, это правда!