Читать книгу - "Хождение по квадрату - Рид Фаррел Коулмен"

— Убирайтесь прочь!

— Патрик рассказал вам, не правда ли?

— Рассказал. — Малоуни усмехнулся. — Рассказал о чем?

Не отвечая, я продолжил:

— Тогда почти все проясняется. Почему вы всегда называли его «парнем». Почему дали старую фотографию для плаката. Сын, которого вы любили, мальчик, которого вы действительно хотели найти, перестал для вас существовать.

— Последний раз говорю: уби…

— Вы думали, он умер, правда? Принимали желаемое за действительное? Вам казалось, лучше мертвый сын, чем живой и здоровый гей, правда?

Для мужчины его возраста Малоуни необычайно ловко перепрыгнул через стол. Мне повезло — я был к этому готов и неуклюже, но все-таки отклонился в сторону и здоровой ногой ударил его по почкам. Это умерило его пыл. Он согнулся, задыхаясь от боли и ловя воздух ртом.

— Значит, он вам сказал! — крикнул я Малоуни. — Вы можете себе представить, какая смелость ему для этого потребовалась? Ваш сын мне тоже не слишком нравится, но он храбрый парень. Я хочу знать, что вы ему сказали? Почему он так испугался?

И вдруг с Фрэнсисом Малоуни словно родимчик приключился: он начал смеяться. Нет, он не хихикал, не изображал сатанинский хохот. Он ржал — давясь, до икоты, до рвоты. Успокоившись, он сел на место.

— Помните рапорт из Отдела собственной безопасности? — спросил он, потирая левый бок. — Как там описано то ужасное преступление, которое я совершил против добрых граждан Нью-Йорк-Сити?

— Вы неспровоцированно набросились на нескольких постоянных посетителей ночного клуба, — коротко сформулировал я.

— Я думал, евреи сообразительнее.

— А еще люди верят, что все мы богатеи. Поэтому-то я и вожу «плимут-фери».

— Думали ли вы в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, — поинтересовался он, — когда никто слыхом не слыхивал о комиссии Кнаппа, что за побои, нанесенные нескольким пьяницам, человека могут выбросить из полиции?

— Вранье! — бросил я. — Даже сейчас копа, конечно, отстранят на время, не дадут отсидеться.

— Ладно. Так почему же, раз я признал обвинения Отдела служебных расследований справедливыми, мне не пришлось носом землю рыть, чтобы о рапорте никто не узнал? Какой вред это могло мне причинить — тогда, в шестьдесят четвертом? Кроме того, если рапорт был убийственным, зачем мои враги наняли вас, чтобы организовать утечку информации?

— Хорошие вопросы.

— А вы обратили внимание, мистер Умник-младший, что ни один из этих якобы постоянных клиентов не захотел выдвинуть официальных обвинений против меня, ни один не подал гражданский иск?

— Да, обратил.

— Почему, как думаете?

— Не знаю, но какое это имеет отношение к…

— Думай, приятель, думай!

— Хорошо. — Я поднял вверх обе руки. — Ну, скажем, они были черные или пуэрториканцы, тогда ведь…

— Уже теплее, но не в том дело. В шестьдесят четвертом они приняли этот гребаный Закон о гражданских правах, начали болтать, будто придется танцевать вокруг ниггеров и учить испанские слова, чтобы общаться с латиносами. Продолжайте, приятель, вы на правильном пути.

— Черт бы вас побрал!

— Ладно, — пожал плечами Малоуни, — вы первым заговорили о педиках, разве нет?

— А почему в этом рапорте не упомянуто…

— В этом рапорте много чего пропущено. Вас не удивляло, что все люди, дававшие показания, обозначены номерами, а не фамилиями, и не указано место, где произошел инцидент? Это было в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, Прейгер! Коп мог молотить педерастов сколько хотел. Они ведь в газеты не сообщали, боялись работу потерять, если все выплывет наружу, так что большинство терпело и молчало.

— Если так, почему вы потеряли свой жетон?

— Я тогда прослужил в полиции всего несколько лет и был не на дежурстве. Я сидел в баре и выпил, чтобы расслабиться, тут вошла… рослая девка и села на табурет рядом со мной. — Его глаза сверкали ледяным блеском. — Она хорошо выглядела в своем цветастом платье и пахла на миллион долларов. Мы разговорились о моей службе, и она сказала, что с ума сходит по полицейским, так что не хотел бы я на несколько минут выйти с ней наружу. Мы зашли за угол, и не успел я и до трех сосчитать, как девка принялась меня обслуживать. Закончив, она поднялась на ноги и заявила, что теперь моя очередь. Но когда я залез ей под юбку, то наткнулся на…

— Это был трансвестит.

— Вы все правильно поняли.

— Вы его слегка проучили?

— Не слегка! Раз уж мой маленький дружок так любил полицейских, я познакомил его с основным «орудием производства». — Малоуни зло улыбнулся. — Надо было слышать, как он визжал, когда я воткнул мой тридцать восьмой калибр ему в задницу! Он испугался, что я спущу курок, и завопил от облегчения, когда я выдернул. Револьвер оказался очень грязным, так что кто-то должен был его вычистить.

Меня затошнило.

— Вы же не…

— Именно так я и поступил, держа палец на курке, — контролировал добросовестность. К «аромату» ему было не привыкать, ведь так?

— В отчете сказано, что в той истории были…

— Замешаны люди другие, — докончил он за меня. — Были. Как я уже говорил, посетители бара услышали его вопли. Бедная Китти Дженовезе могла обораться — никто не обращал на это внимания, но когда заскулил этот маленький педик, все сразу сбежались. Некоторые начали «возражать» против револьвера во рту. Двое оказались самыми наглыми, в них была — как вы это называете — ха… ху… что-то в этом духе.

— Хутспа?^[38]

— Во-во! Они даже попытались меня остановить. Кожаной дубинкой, которую я тогда носил — маленькая штучка, но смертоносная, — я сломал одному скулу, а другому три пальца на руке. В конце концов я бы выпутался. Я заявил, что был вынужден защищаться от граждан, которые мешали мне арестовать мужчину-проститутку. Граждане, по понятным причинам, были сбиты с толку, сказал я, потому что я был в штатском, а мужчина — одет как женщина. Если бы один из постоянных посетителей — тот, которому я сломал скулу, — не был сводным братом члена городского совета, все это дело сунули бы под сукно. Оказалось, этот самый братец тоже был любителем однополого секса. Вообще-то мне повезло — я мог потерять не только работу.

— Теперь я понимаю, почему вы не хотите, чтобы какой-нибудь репортер вроде Конрада Бимана добрался до отчета Отдела служебных расследований. Он учуял бы, что часть информации скрыли, и начал бы копать. Он бы вас похоронил.

— Это уж точно. Знаете, в чем был главный — как это по-вашему? — цимес этой истории?

«Да уж, цимеса было хоть отбавляй», — подумал я и сказал: