Читать книгу - "Магическое изречение - Наталья Николаевна Александрова"

— Вроде бы два раза на араба.

— Надо было записать, пока он не ушел!

— Я и так едва его выпроводил.

Ника нажала на буквы, которые ей показал Кемаль. Внутри шкатулки что-то щёлкнуло, и она открылась. Под крышкой, на подкладке из красного шелка, лежал сложенный вчетверо пергамент. Ника почувствовала укол разочарования. Она думала, что найдёт в шкатулке какую-нибудь удивительную драгоценность — бриллиантовое колье или браслет с изумрудами, или, на худой конец, перстень с огромным сапфиром, а тут всего лишь старый, потёртый манускрипт.

Но потом ей пришло в голову, что если ее отец, богатый и влиятельный человек, приложил такие серьёзные усилия, чтобы спрятать эту шкатулку, а потом передать своей дочери, значит, это не простая вещь, а что-то очень ценное. Опять же Юлия Милановна… Человек, можно сказать, жизнью за это заплатил.

Ника осторожно развернула пергамент с выцветшими, едва различимыми буквами.

— Что там такое? — нагнулся над пергаментом Андрей.

— Какой-то текст…

— По-турецки?

— Вроде нет… Буквы, кажется, латинские. Но что написано, не знаю.

Ника попыталась разобрать выцветшую вязь букв. Сначала шли какие-то странные, бессмысленные слова: «Ablanatalba ablanatana alba…»

Ника начала читать вслух:

— Абланаталба абланатана алба… — И дальше слова полились сами: — Fiat firmamentum in medio aquanim et separet aquas ab aquis…

Ника произносила эти слова, не понимая их значения, но само звучание этих слов заставило ее сердце чаще биться.

За окном, где еще мгновение назад висела тусклая декабрьская хмарь, внезапно засияло солнце. Краски окружающего мира стали ярче и выразительнее, как будто кто-то промыл стекло, отделяющее Нику от мира, звуки стали громче и отчётливее, и душу Ники наполнила беспричинная, чистая радость…

Ника шла по улице в странном, непривычном состоянии. У нее было такое чувство, что она только что узнала о себе самой и о своей жизни что-то новое, что-то необыкновенно важное. И не только о своей жизни, но и о жизни вообще, об окружающем ее мире. И это новое и важное было связано всего лишь со старинным манускриптом, который лежал у нее в сумке. Волнующие загадочные, непонятные слова словно вошли в ее сердце и согрели его. От пергамента исходило удивительное тепло. Ника ощущала этот жар сквозь сумку, сквозь одежду. Ей хотелось снова и снова произносить таинственные слова, снова ощутить то чувство полноты и цельности жизни, которое она почувствовала, прочтя их первый раз.

Она не могла дождаться, пока доедет до дома, и зашла в первое попавшееся кафе. Устроившись в уютном уголке, Ника осторожно достала из сумки, в которой лежала шкатулка, пергамент, но тут к ней подошла официантка. Ника заказала чашку кофе, хотя только что выпила кофе в гостях у Андрея. Лишь бы официантка скорее оставила ее в покое. Едва дождавшись, пока та отошла, Ника развернула пергамент и начала читать — шёпотом, едва слышно:

— Абланаталба абланатана алба…

Она скорее почувствовала, чем увидела, что кто-то стоит рядом с ней. Это было так несвоевременно, так неуместно, так неприятно. Ника подняла голову и увидела особу неопределённого возраста, с крашеными жидкими волосами, в длинной коричневой юбке и коротком меховом жакете. Вся она была какая-то неказистая, невзрачная, тусклая, как ноябрьские сумерки. И эта неприятная особа явно собиралась сесть за Никин стол.

— Вы позволите? — прошелестела она.

— В кафе полно свободных мест! — сказала Ника раздражённо. — Вы можете сесть за любой столик.

— Вы меня не узнали? — спросила женщина, и на какое-то мгновение сквозь ее тусклую оболочку проглянуло какое-то подлинное чувство. Но она тут же вздрогнула и повторила другим тоном, робким и заискивающим: — Вы не узнали меня, Вероника Дмитриевна?

И тут Ника ее действительно узнала. Она уже встречалась с этой женщиной в нотариальной конторе. Та сопровождала Александру Лесницкую, наглую и беспардонную племянницу отца.

— Вы позволите? — обратилась странная особа и, не дожидаясь разрешения, села напротив Ники.

— Что вам от меня нужно? — спросила Ника сухо. Ей вовсе не хотелось сейчас ни с кем разговаривать, особенно с этой женщиной. Она хотела, чтобы ее оставили в покое, чтобы ей дали прочесть еще раз волшебные слова, начертанные на старом, выцветшем пергаменте.

Но женщина не собиралась оставлять ее в покое. Она уставилась на Нику блекло-серыми глазами и захлопала редкими ресничками:

— Мне самой ничего от вас не нужно. Поверьте, я не стала бы вас беспокоить, если бы не Сашенька. Вы не представляете, какое это нежное, ранимое существо.

— Вот уж не сказала бы! — Ника вспомнила, как вела себя Александра у нотариуса, с каким презрением и высокомерием она смотрела на нее вначале и какой ненавистью сочилась позже, когда услышала, что Ника получит по завещанию большую часть имущества своего отца. А вчерашний скандал! Нет у Ники к ней никакого сочувствия.

— Зря вы так! — вспыхнула женщина. — Вы ее совсем не знаете, но если бы узнали Сашеньку поближе…

— Вот уж чего я точно не хочу!

— Она мне как дочь. Я воспитывала ее с ранних лет.

— С чем я вас и поздравляю! Но опять же не понимаю, чего вы от меня хотите?

— Я хочу… — Незнакомка вскинула голову и посмотрела Нике в глаза. — Я хочу, чтобы вы поступили по справедливости!

— Это, простите, как?

— Чтобы вы отказались от наследства в пользу Сашеньки!

Ника улыбнулась.

— Вы в своем уме? Это с какого, извиняюсь, перепуга? С какой стати?

— С такой, что так будет справедливо! Сашенька — хрупкий цветок, нежное, ранимое создание! Она не перенесёт нищету. Она погибнет, зачахнет.

— Что-то я не заметила следов страданий и голода на ее лице! Даже наоборот — она полна энергии. Да и мой отец, насколько я помню, кое-что ей оставил.

— Это такие гроши! — Женщина небрежно махнула рукой. — Сашеньке этого хватит совсем ненадолго. Она не привыкла жить в бедности, ее это убьет! Она уже рассчитывала на это наследство и теперь просто не в состоянии…

— А я, значит, в состоянии?

— Вы — это совсем другое дело! — Женщина сурово свела брови. — Вы уже привыкли к такой жизни, и вам много не нужно. У вас не такие большие потребности.

— Интересно у вас получается. А ваша дармоедка не пробовала устроиться на работу, нет? Это бы ей помешало избежать голодной смерти, поверьте мне, уважаемая. Слушайте, вы, по-моему, просто ненормальная! — с тоской и раздражением сказала Ника и почувствовала, как в висках зарождается пульсирующая боль. — Оставьте меня, прошу вас. Это пустой разговор.

Тут тусклые глаза просительницы вспыхнули темным огнем, она перегнулась через стол и горячо зашептала:

— Лучше уступите! Очень прошу вас — уступите по-хорошему. Иначе вы просто