Читать книгу - "Завещание Императора - Вадим Сухачевский"

— Куда уж понятнее. Прикончить меня, — спокойно сказал фон Штраубе.

Его спокойствие объяснялось не столько храбростью, сколько иным. Время вдруг снова совершило какой-то странный вираж, и теперь лейтенант существовал как бы в двух временах сразу. Одно из них было – этот, нынешний миг с нацеленным в лоб револьвером, другое же таило в себе иной оборот: в нем генерал уже лежал на полу с размозженной головой, и кровь из продырявленного затылка ручьем стекала на ковер.

— О, нет, нет! — пока существуя только в первом из времен, воскликнул Валленрод. — Разве я мог бы нарушить приказ кайзера заполучить вас живым? Нет, вы были убиты вашими же соотечественниками, когда бежали из "Тихой обители". Одна пуля досталась бедняге Шварцкопфу, другая, к моему прискорбию, — вам…

…Кровь из его затылка все лилась и лилась, уже ковер не удерживал, растекалась по паркету.

"Борька, живой?!.." (Боже, кто это?!)

"Квирл, квирл!" – словно бы насмехаясь над распростертым генералом, над его самонадеянностью при полном неумении что-либо предвидеть, звенели хрустальные висюльки на люстре.

…Господи, сколько крови! Неужели в человеке столько ее, в самом деле, помещается?..

* * *

— И вы уверены, что, действительно, в самом деле все предусмотрели? — с некоторой жалостью даже спросил фон Штраубе.

— Не извольте сомневаться, — самодовольно сказал Валленрод (это его самодовольство тоже вызывало теперь у лейтенанта только жалость). — Даже мелочи учлись как-то сами собой, — я думаю, перст провидения, не иначе. Этот револьвер, к примеру. Довольно обычный с виду, однако же стреляет патронами от современной русской трехлинейки. Мне его изготовил один ваш умелец, эдакий тульский Левша, царствие ему небесное. Вышло совершенно по случаю, но случайностей в нашем деле, как видно, не бывает. ("Если не считать таких случайностей, как дырка в затылке", — подумал про себя фон Штраубе.) Так что даже, если по какой-нибудь причине дойдет до вскрытия тела, — зачем-то пустился в объяснения атташе, — изложенная мною версия, наверняка, подтвердится.

— И никакого раскаянья, генерал?

— О, клянусь вам: в кои веки – ну ни малейшего. Напротив (что далеко не всегда бывает) — лишь ощущение приносимой всему человечеству пользы. Ваше опасное шествие по этому миру кто-то же, в конце концов, должен остановить… Впрочем, — добавил он, проверяя барабан револьвера, — если вы сейчас пожелаете вдруг поведать мне о своей тайне, я выслушаю вас. Не думаю, что мне это чем-нибудь угрожает. Во мне она умрет, как умерла в камине у вашего императора: что-что – а тайны я, видит Бог, хранить умею. Так что в этом случае я не в большей опасности, чем ваш кайзер Николай.

Фон Штраубе вспомнил то свое видение: голова императора, полыхающая в огне. Но то было далеко, оттого едва различимо. Иное дело – простреленная голова Валленрода, заливающая кровью ковер. Вот этот самый, персидский, что сейчас под ногами…

— Что, не желаете напоследок? — спросил генерал, уже, в сущности, покойный, ибо распавшиеся было времена готовились вот-вот опять склеиться воедино. Поскольку фон Штраубе молчал, он взвел курок: – Ну, как угодно, лейтенант, не буду настаивать… Вы мне, клянусь, даже чем-то симпатичны – однако…

В этот миг, уже на самой склейке времен, дверь позади генерала отворилась, в кабинет просунулся слишком тесно облегающий довольно медвежью фигуру немецкий мундир и офицерская фуражка с низко опущенным, не по уставу, козырьком, оставлявшим для обозрения только многодневную небритость скул и подбородка.

— Herr der General, losen Sie, sich zu wenden? [77] – довольно знакомым лейтенанту басистым голосом осведомилась у Валленрода Смерть (ибо это, — фон Штраубе уже ясно знал, — самолично Она и была).

— Ich bat mich, nicht zu beunruhigen! — не оборачиваясь, раздраженно сказал Валленрод (он еще не чуял Ее дыхания). — Werden entfernt zum Strich Sie! [78]

— Jawohle! [79] – воскликнула небритая Смерть и выстрелом из мощного "бульдога" через карман пресекла все дальнейшие объяснения.

— Борис, живой?! — вскричала Смерть, внезапно, после поднятия козырька, обретая облик никого иного как Васьки Бурмасова.

— Василий?! Жив тоже?!.. — от неожиданности захлебнулся фон Штраубе.

* * *

…Кровь из затылка Валленрода текла и текла на ковер, который уже не удерживал ее.

"Господи, неужели же ее в человеке, в самом деле, такое количество?!.."

…Квирл, квирл!..

…Etc., etc…

* * *

— Боже, ты еще, слава Богу, живой!.. Поспел!.. Уже и не чаял тебя – живым! — воскликнул Бурмасов. — Эх, тесновато! Еле дышу! — добавил он, скидывая на пол уже трещавшую по швам фельдфебельскую немецкую шинель, затем мундир и по-хозяйски доставая из Валленродова шкапа тоже тесное ему, но все же более просторное генеральское обмундирование. — Знал бы ты, друг Борис, — при этом говорил он, — сколько деньжищ я ухнул на эту операцию!.. А ведь все ж прикончил каналью… — Василий тронул краем сапога бездвижного атташе. — И тебя бы, Борька, когда б не я, только что ждала бы такая же участь… Ладно, деньги, кажись, еще работают! Бежим, брат!

— Но – Василий!..

— Ах, Борька!..