Читать книгу - "Убийство в особняке Сен-Флорантен - Жан-Франсуа Паро"

Так как он отослал придворную карету, он велел найти ему фиакр, чтобы ехать в особняк д'Арране. Близился час вечерней росы; на улице стемнело. Природа присмирела, ветер стих. Трактирщик, решивший, что имеет дело с высокопоставленной персоной, путешествующей инкогнито, услужливо суетился вокруг Николя, преумножая пустые знаки внимания. Со времен Петра Великого северные государи, являя притворное смирение, приобрели привычку путешествовать как частные лица. Молчаливость Николя и его серьезный вид заставляли строить о нем самые разные догадки.

Фиакр остановился. Едва Николя вошел в дом, как навстречу ему, заговорщически подмигивая, заспешил грозный лакей-моряк.

— Сударь мой, адмирал сейчас в библиотеке, и этот отчаянный живорез тоже там. Наконец-то они снова свиделись! Надобно признать, тогда этот парень здорово зашил мне глотку, которую чертова картечь пробила навылет! Легкость рук у него необычайная, хотя, признаюсь, мне пришлось изрядно погрызть кусок кожи, пропитанной ромом. Ох, ну и ловок же этот резака, и как это расчудесно — снова с ним встретиться!

— Вы мне нравитесь, Триборт, — ответил Николя, вкладывая в руку лакея двойной луидор. — Доктор Семакгюс мой друг.

Он был рад открыть для себя неведомые ему прежде черты характера корабельного хирурга. Лакей распахнул дверь в библиотеку, и оттуда поплыл запах горящих свечей, смешанный с экзотическим ароматом настойки с далеких островов. Перед открытым окном стояли Семакгюс и граф д'Арране; их разговор то и дело прерывался взрывами хохота. Николя поразил величественный вид адмирала, облачившегося по такому случаю в мундир, состоявший из ярко-красных панталон, такого же цвета камзола, разукрашенного галуном и расшитого золотом, и синего фрака военного покроя. Из-под правого эполета спускалась лента ордена Святого Людовика, эффектно выделявшаяся на синем сукне и выгодно подчеркивавшая мужественный облик хозяина дома. В ярком свете блестели эполеты, переливалось золотое шитье. Семакгюс, в черном фраке и напудренном парике, составлял достойную и изысканную пару своему бывшему командиру и боевому товарищу.

— О! А вот и Ранрей, — воскликнул, оборачиваясь, адмирал. — Надеюсь, вас не надо друг другу представлять.

Беседа была в полном разгаре, когда возле крыльца с шумом остановились несколько экипажей. Поставив бокал и поддерживая рукой раненую ногу, хозяин устремился навстречу новоприбывшим. Сартин и Лаборд явились в сером, подтвердив тем самым правильность выбранного комиссаром темного фрака. Д'Арране представил Семакгюса министру, и тот, весело улыбаясь, вспомнил, как четырнадцать лет назад он имел счастье оправдать корабельного хирурга, попавшего в Бастилию по подозрению в убийстве[34]. Самодовольная уверенность, с которой Сартин приписал себе чужие успехи, возмутила Николя. Вскоре он понял, что его раздражение не имеет никакого отношения к недостаткам Сартина: он, наконец, сообразил, что речь идет о мужском ужине и мадемуазель д'Арране не примет в нем участия. Противоречивость собственных желаний удивила его.

Принесли напитки, и компания постепенно развеселилась. Лаборд увлек Николя в сад и принялся изливать душу. Несмотря на строгий надзор врачей и соблюдение всех предписаний, здоровье его юной жены не улучшалось. Она постоянно пребывала в нервном возбуждении, с ней часто случались конвульсии, и ничто не могло рассеять ее меланхолии; она оставалась безучастной ко всему. После смерти короля Николя ни разу не видел Лаборда веселым, как прежде, но он даже не подозревал, насколько глубока его печаль. Он понял, каких усилий стоило его другу несколько дней назад, в доме Ноблекура, являть хорошее настроение, дабы не омрачить вечер, устроенный в честь Луи, и заверил Лаборда в своей преданности. Он также выразил желание в подходящий момент быть представленным госпоже де Лаборд. Триборт объявил, что кушать подано, и все прошли к столу.

Николя был уверен, что к скромному, но элегантному убранству и сервировке приложила руку Эме. Словно широкая дорога, посреди стола выстроилась сверкающая серебряная посуда с гербами, перемежаясь с украшенными цветами белыми кораллами. Сартину отвели председательское место во главе стола, слева от него сидел хозяин дома, справа Лаборд. Триборт наблюдал, как пятеро лакеев, занявших места за стульями гостей, прислуживают им и разливают напитки. Первым заходом подали мидий в соусе из масла, желтка и уксуса, тюрбо а-ля Сент-Менеу в сухарях и гигантскую форель в желе в сопровождении жареных розовых креветок и искусно нарезанных овощей. Шампанское и белое вино из Бургундии охлаждались в сосудах из позолоченного серебра.

— Адмирал, — произнес Сартин, — вы оказали мне честь, приказав подать на стол глубинных тварей, кои встречаются крайне редко. Я не видел форель таких размеров со времен ужинов в малых покоях короля, куда эту рыбу везли из Швейцарии на курьерских, поспешая и загоняя лошадей. Сколько она весит? Двенадцать, пятнадцать фунтов?

— Гораздо больше! — произнес довольный д'Арране. — Она весит все двадцать фунтов и еще вчера утром плавала в Женевском озере. Я люблю свежую рыбу, хотя некоторые предпочитают усыпить ее за несколько дней до приготовления, чтобы подчеркнуть ее вкус. Но я с этим не согласен.

— Когда готовишь ската, ему совершенно необходимо дать отлежаться, — произнес Семакгюс, — иначе он совершенно несъедобен. Однако надобно быть осторожным и хранить рыбу в меру. Стоит ей чуть-чуть перележать, как она начинает выделять аммиачный газ и становится вонючей.

— А ловят ли рыбу на кораблях во время долгих плаваний?

— Во время дальних переходов это занятие является не только отличным развлечением, но и существенной добавкой к столу. Я вспоминаю, как на траверсе Таранто Семакгюс, одного за другим, поймал на удочку пятнадцать тунцов! В тот день экипаж был уверен, что ему подали свежее мясо. Это было на фрегате «Кассиопея».

— А когда нет свежей рыбы, то в рационе только солонина — говядина и свинина?

— Совершенно верно, — ответил граф. — К тому же нередко залежалая и подпорченная. Знаете, есть предложение провести некоторые изменения в снабжении продовольствием наших кораблей.

— А вы никогда не грузите ни живой скот, ни живую птицу?

— Черт побери, еще как грузим! И перед отплытием, и на каждой остановке. Но эти запасы быстро подходят к концу, а первый же бой превращает скотный трюм в скотобойню. Достаточно одному ядру проделать отверстие в борту судна, и прощай птичий двор.

— Полностью с вами согласен, — задумчиво произнес Сартин. — Снабжать провиантом морские корабли — дело не из легких. Я приехал в этот дом в надежде получить дельные советы. Ведь я никогда не выходил в море.

— И я тоже, — добавил Лаборд.

— Я пересек Ла-Манш на пассажирском судне, — вставил Николя.

— Господин граф, — продолжил Сартин, — вы — старый моряк, то есть я хочу сказать, что у вас большой опыт, не такой, как у офицеров в пышных мундирах, что вечно толкутся в прихожих… ну, вы меня понимаете. Что вы мне можете посоветовать?