Читать книгу - "Дело по обвинению. Остров Медвежий - Эван Хантер"

повсюду. Антонио лежал не на койке, а на ковре рядом с нею, голова его была запрокинута под прямым углом к туловищу. Рот и пол рядом были в крови, не успевшей еще свернуться. Руки и ноги судорожно вывернуты, побелевшие кисти сжаты в кулаки. По словам Графа, Антонио катался и стонал, и он был недалек от истины: Антонио умер в муках. Наверняка бедняга надрывно кричал, звал на помощь, но из-за бедлама, устроенного «Тремя апостолами», криков его никто не услышал. Тут я вспомнил вопль, донесшийся до меня в ту минуту, когда я беседовал с Лонни Гилбертом у него в каюте, и похолодел: как же я не сумел отличить поросячий визг рок-певца от вопля человека, умирающего в мучениях!

Опустившись на колени, я осмотрел мертвеца, но не обнаружил ничего такого, чего бы не заметил любой. Я закрыл ему веки и, помня о неизбежном rigor mortis <Трупное окоченение (лат.).>, без труда расправил его скрюченные конечности. Затем вышел из каюты и, заперев дверь, после недолгого колебания опустил ключ в карман: если у Графа столь тонкая натура, как он утверждает, он будет мне за это только благодарен.

Глава 2

— Умер? — Багровое лицо Отто Джеррана приобрело лиловый оттенок. Умер, вы сказали?

— Именно это я и сказал.

Мы с Отто были в кают-компании одни. Часы показывали ровно десять. В половине десятого капитан Имри и мистер Стокс разошлись по каютам, где в продолжение следующих десяти часов они будут пребывать в состоянии полной некоммуникабельности. Взяв со стола бутылку бурды, на которую чья-то •рука без зазрения совести наклеила этикетку «бренди», я отнес ее в буфетную и, прихватив взамен бутылку «Хайна», вновь уселся.

Отто, похоже, был потрясен известием: он не заметил моего непродолжительного отсутствия и смотрел на меня невидящим взглядом. Я плеснул себе в стакан, но Джерран никак на это не отреагировал. Обуздать скаредную его натуру могло лишь чрезвычайное обстоятельство. Разумеется, потрясти может смерть любого человека, которого ты знал, но столь явное потрясение могло быть вызвано лишь кончиной кого-то очень близкого, каковым Антонио для Отто Джеррана вряд ли являлся. Возможно, подобно многим, Отто испытывал и суеверный страх; узнав о смерти на борту судна, он, естественно, опасался, как бы трагическое это событие не повлияло на деятельность съемочной группы и членов экипажа. Вероятно также, что Отто Джерран ломал голову, не зная, где среди просторов Баренцева моря найти гримера, парикмахера и костюмера вместе взятых, поскольку все эти обязанности, в целях экономии опять же, выполнял покойный Антонио. С видимым усилием оторвав свой взор от бутылки «Хайна», Отто впился в меня взглядом.

— Откуда вы знаете, что он... умер?

— Остановилось сердце. Дыхание прекратилось. Вот откуда.

Взяв бутылку, Отто плеснул себе в бокал. Не налил, а именно плеснул. По белой скатерти расплылось пятно. Дрожащей рукой он поднял бокал и залпом выпил, пролив немалую толику виски на сорочку.

— Как он умер? — Голос Отто звучал твердо, хотя и негромко: бренди сделало свое дело.

— В муках. Если хотите спросить, от чего он умер, то я этого не знаю.

— Не знаете? А еще доктор.

Отто стоило огромного труда не упасть со стула: одной рукой он сжимал бокал, другой опирался о стол. Я ничего не ответил, поэтому Джерран продолжал:

— А не могла ли послужить причиной смерти морская болезнь?

— У него действительно были симптомы морской болезни.

— Но вы говорили, что от этого не умирают.

— Он умер от иной причины.

— Вы сказали, что такое может произойти при язве желудка, больном сердце или астме.

— Он был отравлен.

Отто уставился на меня в недоумении. Затем, поставив бокал на стол, вскочил на ноги. Судно отчаянно швыряло из стороны в сторону. Быстро подавшись вперед, я подхватил бокал, прежде чем тот успел упасть. В то же самое мгновение, покачнувшись, Отто кинулся к правому борту, с размаху открыв телом дверь. Несмотря на вой ветра и удары волн, было слышно, как его выворачивает наизнанку. Вернувшись с посеревшим лицом, Отто закрыл за собой дверь и плюхнулся на стул. Взял протянутый мною бокал, опорожнил его и наполнил вновь. Отхлебнув, вперился в меня взглядом.

— А каким ядом?

— Думаю, стрихнином. Все признаки налицо...

— Стрихнином? Господи Боже! Вам следует... вы должны произвести вскрытие.

— Не мелите чепуху. Делать этого я не собираюсь. Вы не представляете, какая это сложная процедура. У меня нет надлежащего инструментария. Я не патологоанатом. Ко всему, необходимо согласие родственников, а как его получишь посреди Баренцева моря? Нужно постановление коронера, а где его взять? Кроме всего прочего, такого рода распоряжения отдают в том случае, если есть подозрение на убийство. Подозрений таких нет.

— Нет подозрений? Но вы же сами сказали...

— Я сказал, что похоже на стрихнин. Я не говорил, что это именно стрихнин. Правда, налицо все классические признаки отравления стрихнином: тело изогнулось, точно натянутый лук, в глазах застыл ужас. Но когда я стал распрямлять его конечности, то симптомов столбняка не обнаружил. Кроме того, время действия яда иное. Обычно отравление стрихнином дает о себе знать спустя десять минут, и через полчаса после того, как вы приняли его, ваша песенка спета. Между тем Антонио сидел вместе с нами за ужином не менее двадцати минут, но ничего, кроме симптомов морской болезни, я у него не заметил. Умер он всего несколько минут назад. В довершение всего, кому мог помешать такой безобидный паренек, как Антонио? А может, в вашей группе есть отъявленный негодяй, который убивает от нечего делать? Видите ли вы тут какую-то логику?

— Нет, не вижу. Но... но яд. Вы же сами заявили...

— Пищевое отравление.

— Пищевое отравление! Но от пищевого отравления не умирают. Вы имеете в виду отравление птомаином?

— Ничего такого я не имел в виду. Подобного отравления не существует.

Вы можете съесть птомаина сколько угодно безо всякого для себя вреда.

Пищевое отравление иного рода, это наличие химических веществ, в их числе ртуть. В рыбе, например, в грибах, устрицах. Но самый опасный враг сальмонелла. Это убийца, поверьте мне. В самом конце войны одна из ее разновидностей — Salmonella enteritidis — свалила около трех десятков жителей Стока-на-Тренте. Шестеро скончались. А существует еще более опасная бактерия — Chlostridium botulinum — так сказать, двоюродная сестра ботулина, восхитительного вещества, которое, по данным министерства здравоохранения, способно с полной гарантией за одну ночь уничтожить население целого города.

Клостридиум вырабатывает эксотоксин, яд, смертоноснее которого не бывает.

Перед войной группа туристов, приехавших на расположенное в Шотландии