Читать книгу - "Посмертный портрет - Нора Робертс"

– Здравствуйте, лейтенант Даллас. Здравствуйте, сержант. Вы нас чудом застали – мы с Анджи собрались уходить. – Она жестом пригласила их войти. – Хотели несколько часов поработать в Центральном парке. Жара выгоняет из дома множество интересных людей.

– Включая нас, – сказала Анджи, вошедшая в комнату с большим ящиком для аппаратуры.

Лиэнн негромко рассмеялась.

– Еще бы! Чем мы можем вам помочь?

– Я хочу задать вам несколько вопросов.

– Ладно. Давайте присядем. Вы узнали что-нибудь новое о бедняжке Рэйчел? Завтра вечером состоятся похороны.

– Да, я знаю. Посмотрите на снимки. Вы узнаете этого человека?

Лиэнн взяла фотографию Кенби, стоявшего перед Джульярдом.

– Нет. – Браунинг выпятила губы. – Нет, – повторила она. – Не думаю, что это один из моих студентов. Я бы запомнила его лицо. Потрясающее лицо.

– И замечательная фигура, – добавила Анджи, перегнувшись через спинку дивана. – Стройная, изящная…

– Отличная фотография. Хорошо сделано. Тот же самый, верно? – спросила Лиэнн. – Тот же самый фотохудожник? Неужели этот красивый юноша мертв?

– А что вы скажете про это? – Ева протянула ей снимок балетной труппы.

– А, танцовщик… Ну конечно, у него фигура танцора. – Она негромко вздохнула. – Нет, я его не знаю. И никого из них. Но это снимал другой фотограф, не правда ли?

– Почему вы так думаете?

– Другой стиль, другая техника. Очень драматично. Великолепное использование тени. Конечно, в первом портрете тоже есть драматизм, но… Мне кажется, тот, кто снимал труппу, более опытен, лучше подготовлен и, наконец, более талантлив. Могу предположить, что это работа Хастингса.

Заинтригованная Ева опустилась на диван.

– Вы можете определить автора по фотографии?

– Да, если у художника есть свой стиль. Конечно, способный студент или любитель могут его скопировать, используя цифровую технику и прочее. Такое, знаете ли, стилистическое подобострастие. Но в первом снимке этого нет. У каждого из них свой стиль. Просто два художника заинтересовались одной натурой, но увидели ее с разных сторон.

– Вы лично знакомы с Хастингсом?

– Да. Не слишком близко… Я сомневаюсь, что кто-нибудь может похвастаться близким знакомством с ним. Он чересчур вспыльчивый. Но я часто использую его работы во время занятий. После долгих уговоров он даже позволил мне проводить семинары в его студии. Это продолжается уже несколько лет.

– Ей пришлось заплатить Хастингсу из собственного кармана, – промурлыкала Анджи, опершись подбородком на плечо Лиэнн. – Хастингс любит денежки.

– Это правда, – весело подтвердила Лиэнн. – Когда дело касается искусства, он бессребреник, но своей выгоды не упустит. Очень высоко ценит свою работу и свое время.

У Евы тут же возникла идея.

– Кто-нибудь из ваших студентов работал у него помощником или натурщиком?

– О да! – хмыкнула Лиэнн. – И большинство возвращалось с целым грузовиком жалоб. Он грубый, нетерпеливый, жестокий, невозможный человек. Но даю вам честное слово, они многому у него научились.

– Мне нужны фамилии.

– О боже, лейтенант! Я посылала к Хастингсу студентов больше пяти лет.

– Мне нужны фамилии, – повторила Ева. – Все, которые вы можете вспомнить. – Она протянула Браунинг посмертный портрет. – А что вы скажете об этом?

– Ох… – Лиэнн вцепилась в руку Анджи. – Ужасно. И великолепно. Он совершенствуется.

– Почему вы так говорите?

– Танцы мертвых, вот как это называется. Использование света и тени. Черно-белый портрет, динамичная поза. Он мог бы поработать над лицом… да, тут есть что улучшать, – но все остальное прекрасно. И очень страшно.

– Вы часто пользуетесь черно-белым, – заметила Ева. – Большая часть вашей книги посвящена искусству черно-белой фотографии.

Лиэнн подняла на нее удивленный взгляд.

– Вы читали мою книгу?

– Просматривала. Там много говорится о свете – его использовании, фильтрах, размещении осветительных приборов и так далее. И о его отсутствии.

– Без света нет изображения, а его нюансы определяют нюансы образа. То, как художник использует и видит свет, становится частью его искусства… Подождите минутку!

Она встала и быстро вышла из комнаты, а Анджи выпрямилась и посмотрела Еве в глаза.

– Неужели вы подозреваете ее? Да как вы можете?! Лиэнн и мухи не обидит, не то что ребенка! Она не способна на зло.

– Я задаю вопросы. Это часть моей работы.

Анджи покачала головой, обошла диван и села напротив Евы.

– Эта работа дается вам нелегко. Когда вы смотрите на мертвых, у вас в глазах стоит жалость. – Она перевернула портрет Кенби. – Незачем на него смотреть. Вы его и так не забудете.

– Он больше не нуждается в моей жалости.

Тут в комнату вошла Лиэнн, державшая в руках небольшой ящичек.

– Да это камера-обскура! – выпалила Пибоди и тут же покраснела. – У моего дяди была такая. Когда я была подростком, он показывал мне, как ею пользоваться.

– Ясно. Это действительно очень старая техника. – Лиэнн поставила ящичек на стол, затем навела на Еву отверстие и сняла с него крышку. – Самодельный ящик с фотобумагой внутри. Свет поступает снаружи через отверстие, линза фокусирует луч и создает изображение. Пожалуйста, посидите неподвижно, – сказала она Еве.

– Этот ящик создаст мой портрет?

– Да. Понимаете, свет совершает здесь маленькое чудо. Я прошу каждого из моих студентов сделать такую камеру и поэкспериментировать с ней. Тот, кто не понимает этого чуда, никогда не создаст произведения искусства, хотя, знаете, может неплохо фотографировать, техника и технология – это вовсе не главное. Не все зависит от аппаратуры и умения ею пользоваться. Основа образа – свет и то, что мы видим благодаря ему.

– То, что мы берем у натуры? – спросила Ева, следя за Лиэнн. – Что впитываем в себя?

– Возможно. Некоторые первобытные народы боялись, что камера, воспроизводящая их изображение, крадет у человека душу; другие верили, что она дарит им бессмертие. В обоих этих верованиях есть доля истины. С одной стороны, мы увековечиваем модель, с другой – крадем моменты времени и присваиваем их. Иными словами, каждый раз что-то отнимаем у натуры. Этот миг, это настроение, этот свет… Они никогда не будут такими же. Даже секунду спустя. Уйдут – и навсегда сохранятся благодаря фотографии. В этом и заключается чудо.

– Но в фотографиях мертвых нет ни мысли, ни настроения, ни света.

– Нет, есть. Мысль, настроение и свет художника. В большинстве случаев смерть очищает человека. Отметает все лишнее и оставляет главное… А теперь посмотрим, что у нас получилось.