Читать книгу - "Здесь вам не Сакраменто - Анна и Сергей Литвиновы"

– Давай так, – поддержал сына Владик. – Ты, Вилен, делаешь всё, чтобы Викторию Спесивцеву как можно скорее освободили. А мы, со своей стороны, не будем ради памяти Лерки эту историю раздувать, предавать огласке. Договорились?

Вопрос Иноземцева-старшего повис в воздухе. Кудимов не сказал ни «да», ни «нет». Он вовсе ничего не сказал. А спустя изрядную паузу вопросил:

– Вы изложили всё, что хотели?

Отец с сыном переглянулись, и Юрий за обоих ответил: «Да».

– В таком случае не смею вас больше задерживать.

Вилен попытался встать с кресла – и не смог, чуть приподнялся и рухнул обратно.

Владик подскочил к нему, проговорил шутливым, дружеским тоном: «Эх, старая ты развалина», – и подал ему руку. Кудимов подтянулся за неё и приподнялся, затем схватился за полированный стол, потом за стену – и таким образом дошкандыбал до прихожей.

– Может, тебе какая помощь по жизни нужна? – участливо спросил Владик. – В магазин там, уборка или что-то ещё? Мы можем устроить.

– Благодарю вас, у меня всё есть, – холодно ответствовал Вилен.

В современном лифте, с зеркалом и антивандальными кнопками, отец и сын спустились на первый этаж.

– Как ты думаешь, – спросил Юра, – пойдёт он нам навстречу?

– Пойти-то, может, пойдёт, если милиция не остановит, – загадочно ответил Иноземцев-старший.

– Что это значит? Я что-то совсем отвык от российских реалий.

– Это значит, что в судьбе Спесивцевой теперь не слишком многое зависит от Вилена.

Вилен Кудимов

Вилен Витальевич ровным счётом нисколько не испугался того, чем пугал его Юрий Иноземцев. И не устыдился, о чём просил его Владик.

Однако на следующее утро он проснулся в своей огромной и запущенной квартире на Кутузовском и понял, что всё, хватит. Он отомщён. И вина Виктории Спесивцевой не столь велика, чтобы закрывать её в тюрьме на десять лет. Она своё отстрадала, отмучилась. В СИЗО.

И тогда он позвонил когдатошнему своему ученику, а ныне начальнику управления Госкомитета по контролю за оборотом наркотиков, генерал-майору полиции Валерию Евстафьеву.

«Вот неугомонный старик, – подумал генерал, когда увидел звонок от Вилена. И ещё подумал: – Достал». Однако некогда, когда Евстафьев был желторотым лейтенантом в доживавшем свои последние дни КГБ, Кудимов являлся уже полковником, возглавлял отдел и учил юного Валеру уму-разуму, не требуя ничего взамен за свою науку. Евстафьев был благодарен ему за это, а чувство благодарности, как не раз подсказывала ему судьба, не только не следует скрывать, но и необходимо отплачивать по счетам, когда бы тебе их ни предъявили. Может, если б Вилен не принял участия в его судьбе на раннем этапе, генерал-майор не стал бы в итоге тем, кем стал.

В ходе самой первой встречи Евстафьев получил от Кудимова заказ на Спесивцеву. Во время второй, состоявшейся через две недели на том же самом месте на Воробьёвых горах, благодарный Вилен передал генерал-майору гонорар: конверт со ста тысячами американских долларов. Евстафьев небрежно зашвырнул его в бардачок своего «Лексуса». Тридцать тысяч он взял себе, остальное раздал исполнителям: майору Голавлёву и оперу Тюкину из столичного управления. Они, в свою очередь, подогрели людей из М-ского управления, которые подставляли Ярослава Новгородова. (С людьми из концерна «Карибиэн» Кудимов уславливался самостоятельно и проплачивал им сам.) Благодарность благодарностью, но делать грязную работу за одни лишь красивые глаза нынче никто не будет. А того, что полковник в отставке – подсадная утка и налетят архангелы из УСБ^[25], Евстафьев не опасался. Надо верить в порядочность хоть кого-то, иначе придётся признать, что мир окончательно сошёл с ума.

Но взяв конверт и тем самым по-новой и по-деловому завязавшись с Виленом Витальевичем, генерал-майор молчаливо согласился с тем, что Кудимов теперь – его крест. И отныне он обязан отвечать на его звонки, пусть даже они окажутся вздорными, и встречаться с ним по первому требованию.

В третий раз они условились сойтись на том же месте поздно вечером – генерал-майор полиции подолгу засиживался на службе, вдобавок после десяти улицы Москвы разгружались, и можно было нормально проехать. С мигалкой Евстафьев носиться не любил и прибегал к ней лишь при крайней служебной необходимости.

На взгляд Евстафьева, Вилен со времени прошедшей со дня их последней встречи постарел ещё сильнее – хотя, казалось, куда больше. Он долго выбирался из своей машины с инвалидским знаком, потом ковылял до припаркованного генеральского «Лексуса», опираясь на трость, затем тягостно влезал, подтягиваясь, а затем забрасывая ноги внутрь авто. Генерал ему не помогал, считал, что своей помощью может старшего товарища оскорбить, унизить. Наконец Кудимов угнездился, дышал тяжело, с присвистом. «Недолго ему осталось», – против воли подумал генерал.

Зимней ночью Москва на Воробьёвых горах представала во всём своём великолепии. Мелкие снежинки кружили на фоне подсвеченного здания университета – роскошного свидетеля сталинских времён, некогда возведённого заключёнными. Величие былых, державных памятников всегда приятно волновало кровь Евстафьева, они доказывали, что он наследник славы былых времён, а не Иван, не помнящий родства.

После пары незначащих приветственных фраз в тёплом салоне «Лексуса» Вилен Витальевич вдруг твёрдо сказал, назвав генерала по имени:

– Я прошу тебя прекратить операцию против Спесивцевой.

Евстафьев немедленно переспросил:

– А что случилось?

Вилен был готов к вопросу, поэтому сразу ответил:

– За неё впряглись разные силы.

– Кто такие? Откуда взялись? Фобосы? Полисы?^[26] Депутаты?

– Журналисты. Общественность.

Евстафьев только пренебрежительно махнул рукой: «Это чепуха. Эти у нас давно ничего не решают».

– И всё равно, – упёрся полковник в отставке. – Я хочу, чтобы операция была прекращена, а Спесивцева отпущена.

«Старики – как дети, – с неудовольствием подумал генерал-майор полиции. – Хочу, не хочу, потом опять хочу». И он терпеливо, словно ребёнку, принялся излагать:

– Вы должны понимать, уважаемый Вилен Витальевич, что наш госкомитет – это вам не девочка по вызову, – раздражение, против воли, прорвалось в этой его фразе. – Нас нельзя сегодня вызвать, а через полчаса сунуть купюру в зубы и отправить обратно домой. Если механизм однажды запущен, он начинает работать, помимо моей, вашей или чьей-то ещё воли и желания. Машина обладает огромным моментом инерции, и остановить её крайне непросто, практически невозможно.

– И тем не менее, – упрямо повторил Вилен, – я хочу, чтобы вы свернули операцию. И освободили девчонку.