Читать книгу - "Хищная книга - Мариус Брилл"

Глава пятая

ЗВЕЗДНЫЙ СТРАХ

Для тебя не страшен зной,

Вьюги зимние и снег,

Ты окончил путь земной

И обрел покой навек.

Дева с пламенем в очах

Или трубочист — все прах.

Все прошло — тиранов гнет,

Притеснения владык.

Больше нет ярма забот,

Равен дубу стал тростник.

Царь, ученый, врач, монах

После смерти — все лишь прах.

Не страшись ни молний ты…

Ни раскатов громовых…

Ни уколов клеветы.

Радость, скорбь — не стало их.

Кто любовь таил в сердцах,

Все, как ты, уйдут во прах.

У. Шекспир[18]

НИКТО НЕ МОЖЕТ ЛЮБИТЬ БЕЗ СТРАХА СТРАХ — НЕОТЪЕМЛЕМАЯ часть безумия любви.

В детстве меня всегда пугало, когда на ночь выключали свет. В моей спальне стоял шкаф, который плохо закрывался, и в зловещих тенях от бледной луны мне виделся силуэт сумасшедшего с топором, который днем скрывался в шкафу. Вцепившись в одеяло и натянув его на себя до самого носа, я широко раскрытыми глазами вглядывался в темноту и уже почти слышал, как этот сумасшедший со скрежетом точит свой ужасный топор. Я был убежден, что, едва я засну, он выскользнет из шкафа, поблескивая во мраке лезвием топора. Он высоко занесет свой топор надо мной, крепко спящим, и с безумным смехом опустит, глубоко вонзив его в мою нежную юную шею, чтобы купаться в фонтанах крови из моих артерий, упиваясь бешенством жертвоприношения.

Конечно, этого так и не произошло. То была лишь детская фантазия. В действительности он был весьма приятным человеком, а его квартирная плата приходилась моим родителям в трудные времена очень кстати. Он много рассказывал мне о природе и содержал шкаф в безукоризненной чистоте. Собственно, я очень жалел, когда ему пришлось уйти, но мои родители считали, что так будет лучше. А что касается того эпизода с близнецами Филлипсами, то он даже принес свои извинения, и у них все-таки остались на двоих три неплохо функционирующие конечности.

С тех пор я вырос и уже не боюсь теней и темноты. Теперь я, как и все взрослые, уверен, что всегда можно найти рациональные объяснения и тогда непонятное перестанет меня пугать. Природа, Общество и Культура больше не скрыты от меня сумеречной дымкой, они поддаются количественному анализу, и я, если и не властен над ними, могу свести их к их определениям и удовлетвориться своим знанием о пределах их власти надо мной. В наш век все на свете получает свое объяснение.

В обшитой дубовыми панелями старой библиотеке Скоун-колледжа горделиво расположилась астролябия эпохи Ренессанса, бронзовая сфера из сверкающих золотом экваториальных кругов для расчетов движения звезд и планет, вечного танца Вселенной. В этом элегантном инструменте отражена не только вся красота космических сфер, но и вся гордость его создателя, уверенного, что он, простой смертный, ухватил самую суть мироздания. Галактики в ловушке человеческого разума.

В бесконечности ее кругов мне видится вечность, и все же эта ювелирно сделанная сфера — мавзолей, сияющий солнечными бликами предвестник смерти. На ее полированных бронзовых кольцах выгравированы имена богов, многозначительные напоминания о тех давно минувших временах, когда мир получал объяснение через высшие силы. Эти письмена не взывают к их могуществу, это скорбные надписи на их надгробном камне. Во вселенной «материи» и «гравитации» нет места для их пантеона. Боги давно умерли. Олимп пуст, миазмы из выхлопных труб пожирают белый мрамор храмов в Афинах. Затянутая паутиной Вальхалла рассыпается в пыль. Именно эти холодные металлические кольца сегодня, как и в течение уже нескольких столетий, объясняют, почему бывают затмения Солнца и почему отныне «не страшусь ни молний я, ни раскатов громовых», почему я могу не опасаться, что боги разгневаются на меня.