Читать книгу - "Московский апокалипсис - Николай Свечин"

– Когда? – снова вскочил на ноги каторжник.

– А! Жить-то охота! Садитесь. До этого пока далеко – свободу нужно ещё заслужить.

– Хм… В таком виде, в вашем мундире вести меня в камеру нельзя. И где я арестован, тоже надо скрыть. Чтобы он поверил, меня надо переодеть в партикулярное платье. И сказать, что я взят в городе за болтовню или спекуляции.

– Молодец! – похвалил граф. – Вы уже начинаете думать, как лучше сделать порученное вам дело. Мне это нравится. Мы вас сейчас действительно переоденем. Штабс-капитану скажете, что вас взяли по подозрению. Ну, например, в нападении на солдата. Схожи по приметам. Но улики косвенные и вы надеетесь выкрутиться. Назовётесь своим именем. И вообще поменьше фантазируйте: Ельчанинов вас обязательно проверит. А он умный человек и почувствует ложь. Вас станут, будто бы, вызывать на допросы, запугивать. Но вы рассказывайте соседу, что позиции у следствия слабые и возможно ваше освобождение. А дня через два придёте в камеру счастливый и объявите: выпускают! Тут-то он и откроется… Ну, по рукам? Вы недавно кричали в этой комнате, что всё едино: ваши, не ваши…

– Хорошо, граф, я согласен. Но сейчас дайте мне перо и бумагу, я напишу Ольге Владимировне записку!

– Вот, извольте. И давайте договоримся: вы помогаете мне, а я вам. И не обманываем друг друга.

– Эх, граф, – вздохнул Ахлестышев. – Ведь я же не дурак! И понимаю: как только я расколю для вас этого Ельчанова…

– Ельчанинова.

– Какая разница! Как только я сделаю своё дело, то стану вам более не нужен. И что тогда меня ждёт?

– А раз не дурак, думайте, чем ещё можете мне услужить. И продлить своё существование на этом свете. И вообще: не загадывайте далеко вперёд. Вы теперь не вольны в своих поступках. Всё, пишите записку, переодевайтесь и в камеру!

Когда Ахлестышев вошёл, Егор Ипполитович сидел и при свете огарка читал Священное Писание. Поднял голову – и несколько секунд ошеломлённо молчал. Пётр выразительно прижал палец к губам: тсс! Штабс-капитан сказал в ответ:

– Я проверил, здесь нет слуховых отверстий. Как вы здесь оказались? Вас тоже арестовали?

– Да. Я пробрался в Кремль, пытался высмотреть, как можно устроить вам побег. И налетел на Шехонского с Полестелем.

– Тогда вынужден сказать вам тяжёлую правду. Согласно приказу губернатора Московской провинции маршала Мортье, вас должны расстрелять. Русским запрещён вход в Кремль.

– Полестель мне это уже разъяснил.

– Так это он подсадил вас в мою камеру? Он знает о наших отношениях? Но откуда?

– Нет, он ничего не знает. Подозревал – да. Стращал, грозил немедленно казнить. Меня даже отвели в Тайницкий ров и поставили там к стене. Думал – всё, конец… Но меня вернули обратно.

– Понимаю, Пётр Серафимович – сам там стоял! Но что же вас спасло? Вы для чего-то понадобились графу?

– Я разыграл единственную карту, которая была на руках. А именно Ольгу Владимировну Шехонскую. Сказал, что люблю её больше жизни. Потребовал передать ей моё прощальное письмо, а там пусть казнят. Граф понял, что получил человека, которым можно управлять в своих интересах. И расстрелять которого он всегда успеет… А поскольку я не столько играл, сколько говорил правду, граф мне поверил.

– Молодец! – с чувством сказал Егор Ипполитович. – Согласен – единственная была карта. И то, что вы сейчас здесь, а не лежите во рву – уже большая победа. Что же поручил вам Полестель? Выведать мою агентурную сеть?

– Да… – ответил обескураженный каторжник.

– Догадаться не сложно. Полковник уже обломал об меня все зубы и ничего не добился. А начальство требует результат.

– Что же мы будем делать?

– Два-три дня у нас теперь есть. Когда вас якобы станут освобождать, я сдам вам явку и пароль в одно несуществующее место. А уж вы, Пётр Серафимович, попробуйте оттуда убежать!

– А вы?

– Со мной сложнее. Давайте сосредоточим усилия на вашем спасении.

– Ой, что я вспомнил! Документ особой важности! Я ведь успел прокрасться в кабинет Полестеля. И прочитал там его секретный доклад Бонапарту и резолюцию самого императора.

Ахлестышев максимально точно пересказал штабс-капитану содержание записки графа. Тот был очень взволнован услышанным.

– Егор Ипполитович! – заключил свой доклад партизан. – Надо непременно изловить эту сволочную бабу, баронессу фон Цастров! Иначе она таких дел натворит… Я успел сообщить командованию, но, честно говоря, не надеюсь на него. Мало ли что? Столько случайностей… И потому принял свои меры. Отчаянову поручено выследить жильё баронессы и убить её, не дожидаясь начала французской операции.

Ельчанинов взял Петра за плечи и сказал пониженным голосом:

– Это необходимо отменить! Фон Цастров – мой агент.

Каторжник осёкся.

– Как это?

– Да вот так. И очень хорошо, что ей удалось обмануть самого Бонапарта. Значит, он теперь ставит свои решения в зависимость от сообщений баронессы? Замечательно!

– Вот это да… Поздравляю, Егор Ипполитович.

– Пока не с чем, – мрачно ответил штабс-капитан. – Какое у нас сегодня число?

– Двадцать второе сентября.

– Сейчас наступает очень важный момент. Двадцать четвёртого, послезавтра, баронесса проедет через аванпосты. Отчаянов никак не успеет за это время выследить её. Я надеюсь, что не успеет… До линии пикетов шпионку проводят люди Сокольницкого. Уже выделены для этих целей карета с хорошими лошадьми, и четыре тысячи франков золотом. Баронесса покажет казакам пропуск за подписью действительного статского советника Тутолмина. Главного надзирателя Воспитательного дома – я вам о нём рассказывал. И, как я надеюсь, Цастров благополучно преодолеет наши кордоны. Самое важное начнётся потом. Она приедет в Ярославль и оттуда пошлёт письмо своему мужу, на адрес Тутолмина. Письмо должно дойти обязательно! Это будет знак для Бонапарта, что его агент успешно преодолел линию соприкосновения войск. И скоро прибудет в Петербург. Задача агента: узнать у ближайшего окружения государя о планах заключения мира. Так мы выиграем ещё как минимум две недели. И они окажутся решающими!

– Что же это за удивительная дама, вхожая в окружение государя?

– Да никуда она не вхожа! Так думают генерал Сокольницкий и сам Бонапарт. И пусть остаются в своём заблуждении. Полестель оказался умнее их обоих – он не доверяет этой женщине. А женщина, скажу вам, удивительная!

По мужу её зовут Мария-Эмилия Лемон. Но она действительно урождённая баронесса фон Цастров. Муж, Александр Петрович Лемон – просто мелкий негодяй. Приписанный к московскому купечеству, он нарочно остался в Москве и переметнулся к врагу. Сейчас Лемон состоит при комиссариатской части, ходит важный, как индюк… Он знал Сокольницкого ещё до войны и, видимо, уже тогда выполнял для него разные поручения. Госпожа Лемон другая: умная, артистичная, красивая. Хорошо поёт и музицирует. И при этом – первосортная авантюристка, до кончиков ногтей. Ей, конечно, очень нравятся деньги, но ещё больше эту женщину увлекает опасная игра. Тайны, интриги, погони, жизнь на волоске – вот что нужно ей больше золота. Такой характер… Баронесса очаровала старого савраса[67]Михаля Сокольницкого, и тот завербовал её в шпионки. И уговорил поехать в Петербург на разведки. Тут появился я и завербовал её вторично. Мария-Эмилия охотно согласилась – и интереснее, и денег больше! Ласковое дитя от двух маток сосёт.