Читать книгу - "Волга впадает в Гудзон - Фридрих Незнанский"

— Спасибо, Ярослав, но мы все-таки отправимся по местам памяти вашего народного героя. Можно с твоими ребятами из Черкас связаться в ближайшее время?

— Связаться-то можно… — вздохнул Серебровский. — Только учтите: до Чигирина добираться будете никак не меньше суток. Богдан Хмельницкий скорее ваш герой, чем наш — ныне он в Украине не в чести. Ну а дорога из Черкас в Чигирин и в советские времена была не то чтобы очень.

— Тем не менее, — повторил Яковлев, — мы едем… Надеюсь, коллеги нас в беде не оставят? К тому же Слепцов ведь как-то туда добрался.

— Возможно, на попутке, а может, и правда автобусом, ходит там один… раз в час!

— Когда ближайший поезд на Черкасы?

Ярослав посмотрел на часы:

— Вы что, прямо сегодня хотите?.. Успеть, конечно, еще можно, а отдохнуть с дороги — вряд ли!..

Володя бросил взгляд в окно: их машина действительно стояла перед отелем, он не ошибся. Рядом подчеркнуто тяжело вздохнул Калина. Но Яковлев был непреклонен и воспользовался своим правом старшего по званию: через полтора часа после того, как их самолет приземлился в Киевском аэропорту, и через сорок минут после автопрогулки по Крещатику Яковлев и Калина уже сидели в удивительно холодном купе вагона старого образца, еще с советских времен насквозь пропитавшегося угольно-пластмассовой вонью.

Игорь Калина, мрачно молчавший всю дорогу до вокзала, брезгливо покосился на запятнанные матрасы, сиротливо лежавшие на голых деревянных полках, и покачал головой:

— Ну и ну… Словно на полвека назад попали… Стоило ради этого от нас отделяться! Как думаешь, на части этот вагончик не развалится, пока мы до Черкас доплюхаем?

— Да ладно тебе, — усмехнулся Яковлев. — И не такое видали… Как-нибудь доберемся! А насчет здешней самостийности — так идея, милый друг, всегда была, по большому счету, человечеству дороже материальной стороны дела. Особенно идея вымечтанная!

— Не думай, что я такой темный! — слегка обиделся Калина. — И не забудь, что я тут фактически вырос. А насчет мечты — я в курсе, что Украина за всю свою историю отдельным государством ни разу не была. Я имею в виду — до сих пор… На мой взгляд…

— Слушай, давай без политики, а? — перебил его Владимир. — Не была — так стала! Глядишь, понемножку привыкнет… Так же как и мы…

Неизвестно, что именно возразил бы ему Калина на сей раз, но в этот момент состав резко дернулся вперед, потом почему-то назад. Но в следующую минуту, очевидно сориентировавшись наконец в пространстве, поезд более-менее плавно тронулся с места. Мимо окна купе, в котором оперативники, во всяком случае пока, находились вдвоем, медленно поплыл вправо перрон вокзала и высившееся за ним громоздкое здание с только что вспыхнувшей неоном надписью «Ки€в».

Александр Борисович закрыл папку и еще раз вгляделся в лицо человека, запечатленного на снимке, лежавшем на его столе отдельно. На душе у него было тяжело: сколько таких вот биографий и материалов по ним прошло через руки Турецкого за последние годы?

Игорь Владимирович Карпухин, майор в отставке, был лишь одним из череды многих попавших, как теперь принято аккуратно выражаться, под колесо истории. За свою почти пятидесятилетнюю жизнь успел побывать практически во всех горячих точках. Ухитрился выжить в Афгане, хотя первое свое ранение получил именно там, но из-под огня его в прямом смысле слова вынес на руках командир его роты, позднее погибший…

Затем, поскольку ранение роковым не было, подрывник Карпухин попадает в Таджикистан, после чего, как водится, первая чеченская… Второе ранение оказалось более серьезным, получено при боях в Грозном. Полгода госпиталей, после чего майора комиссуют. В родной город — Москву — он возвращается уже абсолютно лысым, еще несколько месяцев при ходьбе вынужден пользоваться палкой…

Турецкий прекрасно представлял, что именно испытывал майор в первые месяцы, а возможно, и годы мирной жизни. Когда-то, в конце восьмидесятых, к нему, тогда еще совсем молодому следователю, пришел тоже молодой, тридцатипятилетний Герой Советского Союза, майор — только что вернувшийся из Афгана. Пришел не по какому-то конкретному делу, можно сказать, просто так, с отчаяния, которым не с кем было поделиться. Позднее Александр Борисович узнал, что парень успел побывать до него в редакциях нескольких газет — тоже без определенной цели, ему нужны были люди, способные выслушать его историю, вот он и ходил по столице, делясь своим горем…

Его голос и по сей день звучит в ушах Турецкого…

— Я положил там всех моих мальчишек, понимаете? — говорил он. — Всех до единого! А они ведь совсем дети были, понимаете? По восемнадцать-девятнадцать лет — и ни один не выжил… Я не знаю, за что мне дали Звезду, не хотел брать, мне приказали… Я не знаю, как теперь с этим жить, я их всех каждую ночь во сне вижу… Они ведь совсем мальчишки, дети, понимаете? И мы ушли оттуда, а они — там… Как с этим жить? Вы не представляете!..

…Игорь Владимирович Карпухин был, судя по всему, из другого теста, чем тот майор, и сломался он на свой лад — так, как ломаются, сами того не подозревая, только сильные люди. И — что уж греха таить? — недалекие… Его боль стала ненавистью, а ненависть редко бывает стихийной, чаще всего она величина векторная. А образ врага создавать заново Карпухину было не надо — слишком свежи еще были в его памяти бои первой чеченской.

Бог весть какими путями столкнула его судьба с руководством «Красной Земли», позднее расформированной за, как тогда было это сформулировано в документах, «пропаганду национальной розни». Но если в «Земле» он был рядовым членом объединения, то во вновь образовавшейся «России» уже входил в правление…

— Бывший подрывник… — пробормотал Александр Борисович и хмуро глянул на фотографию Карпухина еще раз: прищуренные глаза, крепко сжатые в прямую линию губы. На столе Турецкого ожила внутренняя связь: Слава Грязнов, как всегда, был пунктуален и через пять минут уже ввалился, по обыкновению шумно, в кабинет Сан Борисыча.

— Ну что? Чего мрачный такой — свидетель не явился?

Турецкий бросил взгляд на часы и усмехнулся:

— Кто тебе сказал? Уже минут двадцать, как томится у кабинета Померанцева, сейчас пригласим сюда…

— А что так долго? Ты говорил, его вызвали на четырнадцать тридцать.

— Сам пришел раньше… Судя по всему, волнуется парень.

— Это хорошо, — значит, есть из-за чего! Что там по нему?

— Немного, — ответил Турецкий, — вот: Турчинкин Алексей Алексеевич, шестьдесят девятого года рождения, разнорабочий на железнодорожной станции Каленики, женат, двое ребятишек. Постоянное место жительства — деревня Ивановка Московской области… Ну что, приступим?.. Да, главное: Турчинкин близкий приятель небезызвестного нам Александра Бурлакова, исчезнувшего на данном этапе расследования бесследно.

Алексей Алексеевич Турчинкин оказался бледным, худым мужчиной с вытянутым лицом, на котором застыло унылое выражение, выглядел он, по мнению Александра Борисовича, старше своих лет.