Читать книгу - "...И грянул гром - Фридрих Незнанский"

Парень, кажется, пошел на контакт, причем впервые после того, когда у него едва не вылезли глаза из орбит. Это он узнал, что сосед по номеру в гостинице вовсе не «господин Голованофф», а сотрудник охранного агентства, которому поручено вытащить Пианиста из того дерьма, в которое он попал.

— Может, глотнешь коньячку? — предложил Голованов. — За счастливое освобождение.

Чудецкий отпил глоток, и его лицо стало понемногу оживать.

— Еще глоток? — предложил Голованов.

— Да, спасибо вам.

Убрав бутылку с коньяком в карман, Голованов повернулся к Чудецкому:

— Послушай, Дима, я познакомился с твоей мамой, был у вас дома и… — замялся он на миг, — напрямую заинтересован в том, чтобы вытащить тебя из того, что вы сотворили в Москве.

— Лера?

— Да.

— Но как?! Что я могу сейчас исправить? — вскинулся он, и на его глазах выступили слезы. — Ведь она… теперь ведь ее не оживишь!

— Не оживишь, — согласился с ним Голованов. — Однако я не очень-то верю, что ты мог ее убить.

— Но она… да и Василий…

— А ты мог бы с самого начала?

Чудецкий сглотнул подступивший к горлу комок. Было видно, насколько трудно ему даются эти воспоминания.

— Ну-у в то утро мне позвонил Василий и сказал, что надо срочно лететь в Краснохолмск, где нас с ним уже ждут серьезные люди. Вот. Я сказал ему, что не могу: учеба, мол, и прочее, — тогда он сказал, что едет ко мне и обо всем поговорим дома.

Приехал, мы с ним здорово выпили, и я вроде согласился лететь с ним в Краснохолмск. Но сначала мне надо было встретиться с Лерой, иначе бы она мне этого не простила. Он согласился, и мы поехали к ней. Там выпили еще немного, и я опять сказал, что не могу сейчас бросить занятия ради какого-то Краснохолмска. Это же самое сказала ему и Лера. Вот тогда-то Василий и психанул здорово, он вообще был психопатом. Потом вроде бы успокоился немного и предложил выпить еще. Выпили и… На этом месте Чудецкий попросил глоток коньяка и только после этого смог говорить дальше.

— В общем, когда он меня разбудил, Лера лежала в луже крови, мертвая. И он сказал, что это я… приревновав ее к Василию.

— А ты? Ты-то что?

— Я не помню, ничего не помню.

— Идиот! — вырвалось у Голованова, однако он тут же постарался сгладить закипающие в нем чувства: — А где в это время лежал нож?

— На полу. Рядом с Лерой.

— И?..

— Василий поднял его с пола, завернул в тряпицу и бросил в свою сумку.

— Зачем?

— Сказал, что это теперь тот самый поводок, за который он будет таскать меня за собой, когда надо и куда надо. А если я вздумаю брыкаться…

Голованов, как на последнего идиота, смотрел на сына Марины. Наконец спросил:

— А этот нож… так и остался в той сумке?

— Да.

— А сумка… сумка где?!

— Сумка?.. — пробормотал Чудецкий. — Она… он ее в своем кабинете оставил, в «Аризоне», когда мы в аэропорт ехали.

Теперь уже из горлышка отхлебнул Голованов, подумав при этом, что в жизни везет только дуракам да таким вот наивным придуркам, как сын Марины.

Из телефонного разговора с Грязновым он уже знал, что «Аризона» опечатана, а все вещи, принадлежавшие Первенцеву, изъяты из клуба и дожидаются своего часа в сейфе следователя прокуратуры.

Он откинулся на спинку кресла и только в этот момент, когда вдруг отпустило нервы, осознал, насколько устал за эту командировку.

Открыл глаза, когда стюардесса потребовала пристегнуть ремни. Самолет шел на посадку.