Читать книгу - "Государственный обвинитель - Игорь Зарубин"

— Ну так давайте покрестим. Погостин вдруг коснулся ее руки: — У вас горе?

— Не знаю, — зябко повела плечами Наташа.

— Я не знаю… Я просто не знаю, что делать, батюшка…

— А что делать… Горем поделишься — оно меньше станет. Радостью поделишься — больше станет.

— Это не горе, Андрей Олегович. Это ужас какой-то… Вот вы мне скажите: как христианство относится к смерти?

— Вы ведь говорите не о смерти как таковой, — с легкой укоризной сказал Погостин. — Вы ведь о другом?

— Ну да! Да! Я же прокурор, вы знаете… И вот у меня сидят люди… И я должна просить для них смерти…

— Они грешники?

— Грешники? Да они подонки! Они убийцы… Они убивали детей даже!

— И что?

— Но они же люди.

— Вот вы и сами ответили. Они жили среди людей и людские законы нарушили, стало быть, судить их должен суд людской, по всей строгости.

— Это я понимаю! Это все верно… Но это же должна сделать я!

— Ох, милая вы моя Наталья Михайловна… Прелесть. Это называется «прелесть» в христианской иерархии искушений. Что вы сможете сделать? Если не будет на то воли Господней, ни один волос с их головы не упадет…

— Значит, когда они убивали мальчика, на то была воля Господня?

— Нет, сатаны. А Господь допустил, может быть, за грехи предков его, а может быть, прибрал дитя по святости… Младенец теперь в вечном блаженстве…

— Так же можно все оправдать! — ужаснулась Наташа.

— А вы все хотите обвинить? — мягко улыбнулся Погостин. — Мир разумен. Только разве все нам открыто? Вот Ему открыто…

— А мы, выходит, пешки?

— Что вы? Какая ж вы пешка? Вы судьбу людей решаете. И они свою судьбу выбрали. Нет, мы не пешки. Мы выбираем. По совести выбираем. Или по подлости — это уж каждому свое…

— Значит, христианство за смертную казнь?

— Против. Господь человеку жизнь дал, Он единственный ее и отнять может.

— Но как же тогда?..

— А я уже говорил — ни единый волос с головы не упадет… Но знаете, Наталья Михайловна, может быть, суд для грешников этих страшных — последняя возможность покаяться. Не отнимайте у них этого. Дайте им расплатиться за земные грехи сполна.

И Наташа вдруг поняла, что именно этого она и добивалась на процессе — покаяния. И оно уже начинало светиться в глазах Склифосовского, Панкова, Костенко, Целкова, кажется, с ним ушел из Жизни Ванечка Стукалин.

— А я буду за них молиться, — вдруг прибавил Погостин. — И за вас.

И что-то произошло в душе Наташи. Она вдруг порывисто склонилась к руке священника и поцеловала ее.

— Я обязательно покрещу свою дочь, — прошептала она.

— И слава Богу…

Когда вернулась домой, Виктор сказал:

— Звонили тебе. Кто-то там покончил жизнь самоубийством из подсудимых… Повесился, что ли…

— Кто?!

— Целиков… Целкин…

— Целков… — выдохнула Наташа опустошенно.

Этот маленький суетливый человек оказался самым слабым. Или самым сильным?

Наташа почувствовала, что черная дыра, разверзшаяся перед ней, подступила к самым ногам.

Она бросилась к кроватке Инночки, схватила ее, сонную, и прижала к себе, осыпая поцелуями и обливая слезами.

Господи, как страшно жить на этом свете…

— …руководствуясь статьей сто второй пунктом «а», «г», «и» Уголовного кодекса РСФСР, приговорить Костенко Виктора Евгеньевича к высшей мере наказания — расстрелу. За тяжкие преступления, совершенные при отягчающих вину обстоятельствах, руководствуясь статьей сто второй пунктом «а», «в», «е» Уголовного кодекса РСФСР, Панкова Михаила Семеновича приговорить к высшей мере наказания — расстрелу. За тяжкие преступления, совершенные при отягчающих обстоятельствах, руководствуясь статьями семнадцатой и сто второй Уголовного кодекса РСФСР, Полоку Евгению Леонидовну приговорить к высшей мере наказания — расстрелу. За тяжкие преступления приговорить Склифосовского Владимира Петровича к высшей мере наказания — расстрелу…

Склифосовский по-щенячьи заскулил.

Теперь оставалось самое важное. Наташа смотрела Юму прямо в глаза. Она не побоится именно ему сказать:

— За тяжкие преступления, совершенные при отягчающих вину обстоятельствах, с особым цинизмом, представляющие особую опасность для общества, руководствуясь статьей сто второй пунктами «а», «в», «г», «е», «и» Уголовного кодекса РСФСР, приговорить Ченова Юма Кимовича к высшей мере наказания — расстрелу…

Юм смотрел на нее не отрываясь. В этих глазах уже был не просто страх — паника.

— Ну погоди, сука, мы твою дочь…

— Что? — хлестанула вопросом Наташа. — Что вы сказали?!

У Юма сузились глаза и забегали желваки под натянутой кожей.

— Что слышала, — прошептал он одними губами.

Наташа повернулась к судье:

— Моя речь окончена, но если вы позволите несколько слов не по протоколу.

Судья кивнула.

— У меня были сомнения по поводу всех остальных, — почти в упор сказала Юму Наташа. — Очень большие сомнения. Если суд высшей инстанции решит смягчить им приговор, я не буду упорствовать, но по поводу тебя, мразь, — ткнула пальцем чуть не в лицо Юму Наташа, — никаких сомнений. Тебе не надо жить, ты не достоин жизни. Ты…

Удар в грудь — и Наташа оказалась на полу. Подняла голову, еще не соображая, что же произошло…

И только тут увидела, что на руке Юма висит Матвей, кровь стекает по его огромным клыкам, он рычит с захлебывающейся злобой.

Юм воет от дикой боли:

— Не на-адо!!! Не на-адо!!! Пусти-и-и!!!

Охранники защелкивают на руках подсудимых стальные браслеты, поспешно уводят их, а Наташа поднимается на ноги и только теперь осознает, что одной ногой уже побывала в черной дыре.

Испуганные адвокаты жмутся к противоположной стене и говорят возбужденно:

— Надо же, как эта псина успела. Вы не ушиблись, Наталья Михайловна? Это же пес вас ногами оттолкнул. Вы видели, у Юма была заточка?..

Нет, кажется, в черной дыре она побывала уже двумя ногами…