Читать книгу - "Дневник грабителя - Дэнни Кинг"

Я до предела возбужден и уже не могу скрывать своего состояния.

— …гораздо лучше вообще без тебя, — доходят до моего сознания слова Речной Собаки.

О чем она говорила несколькими секундами раньше, я понятия не имею.

— Да-да, скорее всего ты права, — говорю я, гадая, известно ли ей, о чем я думаю.

Наверное, известно. А если это так, то она специально меня завлекает. А если специально, то?..

— Да, я один во всем виноват…

— Послушай, я должна собираться, — говорит Речная Собака. — Тебе лучше уйти.

— У тебя какие-то дела? — задаю я первый пришедший на ум вопрос.

— Да, встреча с другом.

— А может, позвонишь ему, скажешь, что у тебя изменились планы? Возьмем и напьемся с тобой прямо здесь, у вас?

— Нет, — отвечает Речная Собака, поднимаясь с пола.

— Но почему? — спрашиваю я, сдвигаясь на самый край дивана.

Речная Собака откидывает назад свои длинные темные волосы и завязывает их узлом на затылке. У меня возникает подозрение, что таким образом она сообщила мне о своем желании заняться со мной сексом.

Перед тем, как встать с дивана, мне приходится поправить джинсы.

— Ну же, не уходи, — говорю я. — Давай останемся здесь и поговорим.

Она смотрит на меня как-то по-особому, что я воспринимаю как разрешение приблизиться и засунуть руку ей под халат.

— Что ты делаешь? — Речная Собака отпрыгивает в сторону, чуть не врезаясь в книжный шкаф, туго затягивает пояс халата и пятится назад. — Что ты делаешь?

— Я подумал, что ты…

— Послушай, тебе лучше немедленно уйти, — говорит она, сильно хмурясь.

У меня возникает такое чувство, что я совершил чудовищную ошибку.

Несколько мгновений я стою в замешательстве, силясь придумать какую-нибудь эдакую фразу, при помощи которой можно было бы все уладить, но ничего подходящего не нахожу. Говорю о том, что сильнее всего меня сейчас тревожит:

— Ты ведь не расскажешь об этом Мэл…

— Убирайся, Бекс! Сейчас же!

Я захлопываю за собой дверь, выхожу на улицу, оглядываюсь и вижу, как Лунный Волк — да, именно так она себя и называла, — грозит мне из окна кулаком.

Ну и денек!

Меня не покидает ощущение, что я окончательно все испортил.

Я еду к Олли, но его все еще нет дома. Я возвращаюсь в кабак. Там уже целая толпа парней, и все они твердят мне, что с удовольствием бы оттрахали ее и что я, наверное, гей, если позволю ей себя бросить. Только Норрис встает на мою сторону и говорит, что однажды тоже оказывался в такой ситуации, как я сейчас.

Однажды?

Я еду домой и воспроизвожу в памяти события прошедшего дня, онанируя на диване.

Позднее мне звонит Олли, спрашивает, где я пропадал целый день, и говорит, что скоро за мной заедет, чтобы вместе сходить попить пива. Но, признаюсь, я устал до чертиков от идиотских советов, поэтому отвечаю, что никуда не пойду, достаю бутылку скотча и включаю телек.

Мои мысли возвращаются к Волчьему Вздоху и ее шелковому халату. Она всегда такая: расхаживает перед всеми полуголая, босая, абсолютно позабыв о стыде, живет «вне рамок общественных норм» (ее слова), но от пособия по безработице, естественно, не отказывается.

Чертова хиппи!

Хотя…

Я просыпаюсь от стука в парадную дверь и убираю с подлокотника кресла пепельницу.

— Я знаю, что ты там! — орет кто-то сквозь щель в почтовом ящике.

Я, чертыхаясь, застегиваю ширинку и иду к черному ходу, но у самой двери останавливаюсь, соображая, что даже не знаю, от кого собрался удрать. Бесшумно выхожу в прихожую и выглядываю на крыльцо через узкую полоску между шторками на коне.

Ко мне пожаловал Филип, брат Мэл. Черт, думаю я. Все помешались сегодня на нашей с ней ссоре. Этого типа мне нечего бояться. Я раскрываю дверь и рявкаю:

— Чего тебе здесь надо?

Он мгновенно отходит на несколько шагов назад. Ничего другого я от него и не ожидал.

— Эй, ты, — говорит он не вполне уверенным голосом.

Я сразу догадываюсь, что болван приперся ко мне с намерением «по-мужски» со мной разобраться, но точно знаю, что в драках он не участвовал с тех пор как окончил школу, да и в те времена никогда не выходил из них победителем. Мне достаточно лишь соответствующим образом глянуть на него, и ему уже становится дурно.

— На сей раз ты зашел слишком далеко, Бекс. Если бы я не был таким…

— Кретином?

— Нет, таким сдержанным человеком, то давно пришел бы к тебе и…

— Довольно, Филип. Проходи и давай выпьем, — говорю я, закуривая. — А потом ты, может, наконец объяснишь мне, что я такого сделал.

Филип смотрит на меня с недоверием.

— Я пальцем тебя не трону, Фил. Просто хочу понять, что происходит. Проходи, обо всем поговорим. Послушаешь, как сложившаяся ситуация видится мне. Может, я ни в чем и не виноват?

— Ладно, только не выкидывай никаких фокусов.

— Филип, по-моему, это ты явился сюда, желая что-то выкинуть. Скажу тебе откровенно, меня сегодняшний день окончательно вымотал. Проходи.

Филип следует за мной в гостиную, а я подумываю, не треснуть ли ему и впрямь разок-другой по башке. Но отказываюсь от этой затеи. Сейчас для меня главное — выбраться из этого дерьма, а не поколотить какого-нибудь дегенерата. Врезать ему я смогу и позднее.

— Итак, — говорю я, наливая для него скотч в одну из кружек «Арсенал». — Расскажи, почему все так сильно расстроены?

— Только не пытайся нас дурачить, Бекс. Всем известно, что это был ты.

— О чем это ты?

— Принимаешь нас всех за полоумных? Думаешь, мы поверим, что это не твоих рук дело? — спрашивает он, отхлебнув из кружки.

— Какое еще дело?

— Неужели твое бесстыдство действительно не имеет границ?

Чувствуя, что сыт по горло дебильными играми, я хватаю со стола бутылку, приподнимаю так, словно намереваюсь долбануть ею по котелку своего гостя, и реву:

— Филип, если ты сейчас же не расскажешь мне, в чем дело, я разобью эту склянку о твою голову!

Филип накладывает в штаны, вскидывает руки в бесполезной попытке защититься, роняя мою кружку. Она падает на пол, ручка отбивается.

— Я предупреждаю тебя, Филип. Моему терпению настал предел.

— Ты ограбил маму с папой, — лопочет он.

— Что-что?

— Ты обворовал дом мамы и папы.

У Филипа есть одна привычка, которая изрядно действует мне на нервы. Он называет своих предков мамой и папой даже когда разговаривает с посторонними людьми.