Читать книгу - "Вакханалия - Юлия Соколовская"

«Напарник» сидел, нахохлясь, утонув в кресле, и изучал желтую прессу.

— Эдик, ласточка, ну хочешь, я тебе тарантеллу спою, чтобы ты не дулся на меня? — заявила я, падая рядом с ним.

Эдик аккуратно сложил газету:

— Тарантеллу не поют, а пляшут, уважаемая писательница. Это итальянский народный танец, сопровождаемый боем бубнов и кастаньет. Говорят, помогает излечиться от укусов тарантула.

— Какой ты умный, Эдик… Хочешь, я тебе спляшу тарантеллу?

— Да ну тебя, — он улыбнулся. — Куда едем-то?

— А вон она, — я ткнула пальцем в еле видимую Сургачеву. — Догоняй злодейку. Добьем, чего уж там…

Протяжно запищал мобильник.

— Вас внимательно… — давно мы что-то с Брониславой не трещали.

— Слушай, а в этом энергетическом бандите что-то есть, — задумчиво изрекла Бронька.

— Ты не из его постели звонишь? — поинтересовалась я.

— Пока нет, — Бронька многозначительно похмыкала, — но он активно производит впечатление. Послушай, а какова вероятность, что именно этот стручок поубивал всех ваших?

— Двадцать процентов, — не подумав, ляпнула я. Потом подумала, поправилась: — А то и двадцать пять. Не могу представить Рябинину по горло в крови.

— Ага, — намотала на ус Бронька. — Ну что ж, процент обнадеживает.

— Я тебе больше скажу, Бронь. Пусть Марышев убийца, но он не маньяк. Ты можешь смело затащить его в постель, не боясь быть убитой ножом для колки льда, поскольку ему нечего с тебя поиметь.

— Совсем хорошо, — обрадовалась приятельница. — Ну пока, перезвоню.

— И это все, что ты хочешь сообщить?

— Ах да, — спохватилась Бронька. — Фигурант вышел из «элитки» в сопровождении респектабельного господина. Поручкались, расселись по машинам и разъехались. В текущий момент фигурант услаждает себя трапезой в заведении «Три карася», а я ожидаю его за стеклом — верной сучкой. Не поверишь, Лидок, но этот малый держит нож в правой руке, а вилку в левой!

— А надо как? — чуть помедлив, спросила я.

— Да так и надо, тундра!.. Ладно, я слежу за ним. — Бронька сыграла отбой.

Подумаешь. Никто и не спорил, что Игорек умеет подать себя в свете. Дело в том, что и в «антисвете» он может себя подать.

— О чем это вы говорили? — подозрительно покосился на меня Эдик.

— Нормально все, — скупо отделалась я. — Бронислава увлеклась работой.

Мы неторопливо поравнялись с Сургачевой. Она того и ждала — перебежала дорогу у нас под носом и влетела в магазинчик джинсовой одежды «Два ковбоя».

— Хочешь, я за ней прослежу? — задумчиво предложил Эдик.

Неплохо устроилось, подумала я. Мое сиротское положение начинает медленно меняться. Еще немного, и я окажусь в ситуации Тома Сойера, взвалившего на друзей покраску забора и отхватившего за это кучу подарков.

— Спасибо, Эдик, пока я сама. Может, попозже? — Я выбралась из машины.

— «Сама», «сама»… Сохатого не сбей, «сама», — буркнул Эдик.

Пропустив дребезжащий троллейбус, я перешла дорогу. И снова беготня по мукам… «Два ковбоя», «Три ковбоя», галерея «Максима», «Камилла Альбане», «Плетеная мебель», «Офисная мебель»… На хрена ей офисная мебель?.. Насытив любопытство крупногабаритными вещами, Сургачева пробежалась до «Флагмана» — наслаждаться мелкими. Погрузилась в парфюмерно-галантерейное изобилие — я стояла на лестнице и через стеклянную дверь видела ее сосредоточенную мордаху среди десятков схожих. Я нарочно себя истязала: могла бы и Эдика навести, так нет, копила злобу, пыхтела, глядя на снующих по лестнице «благоустроенных» дамочек, на блестящие глаза Сургачевой, на сверкающие витрины, заряжалась отрицательной энергией по самые уши…

Запищал телефон.

— Ты где? — поинтересовалась Хатынская.

— Тафт три погоды, — тупо брякнула я. Она сочувственно помолчала.

— М-да… А вот мы с фигурантом едем по Серебрякова. Примерно напротив «Сибзолота».

— Надеюсь, в разных машинах?

Бронька фыркнула — какая я однообразная! — и отключилась. А Сургачева наконец отлипла от прилавка и начала пробиваться к выходу. Я проворно выскочила перед ней, слава богу, дождь утих, и боковым зрением уловила знакомую фигуру («Как интересно, подумала я, — вот накроется писательская карьера — обязательно пойду в сыщики»). Оперуполномоченный Замятный стоял в трех шагах от входа и усиленно имитировал свою непричастность к правоохранительным органам. Получалось крайне убого. Меня он, конечно, отнес к народным массам. Я прыгнула в благоразумно подогнанную Эдиком машину, радостно потирая руки.

— Наблюдай, Эдик, цирк бесплатный. Сейчас Сургачева от погони отрываться будет.

Излишне говорить, что, не успев спрыгнуть с крыльца, Сургачева обнаружила «хвост». Я внимательно следила за ее лицом. Оно отразило жгучее раздражение, но быстро разгладилось. Прикусив губу, Сургачева развернулась и эффектно, провожаемая восхищенными взглядами, пошуровала по Вокзальной — к главной городской площади. Глядя в небо, Замятный отправился следом.

— А нам как быть? — озабоченно спросил Эдик.

— Медленно поезжай. Следи за событиями. Сургачевой на фиг не нужен этот мент на прищепке, и неважно, убийца она или законопослушна.

— Думаешь, попытается улизнуть?

— Еще как. Иначе она не Сургачева.

Потерять Сургачеву было бы обидно. Казавшееся пустым времяпрепровождение вдруг обрело невнятную до поры изюминку. Через пятьдесят метров Сургачевой надоело пребывать под наблюдением (неприятные ощущения в спине, согласна). Дойдя до ювелирного «Адамас» с двумя проекциями загадочной крупноглазой милашки на фасаде, она остановилась. Как бы озабоченно почесала носик: а вот тут мы еще не были. Безобразие… Потом тряхнула шевелюрой и решительно пошла левым галсом — в широкие двери мира побрякушек.

— Напрягись, — сказала я.

Замятный как бы невзначай остановился. Сунув руки в карманы, присел на лавочку напротив остановки. Головой он сегодня думать явно не собирался. Позавчера потерял Сургачеву — влегкую, сегодня потеряет — совсем непринужденно. А завтра будет горячих иметь от Вереста.

— Живо сворачивай на Димитрова — и к заднему входу… — возбудилась я. Эдик тоже возбудился. Рывком двинул машину, проскочил под желтый и, подрезав верещащий «уазик-буханку», остановился у бордюра, вспугнув стайку голубей. Сургачева появилась секунд через десять. Весьма довольная собой, хлопнула дверью. Мол, знай наших. Задрала нос и гордо пошествовала по Димитрова — эдакая неприступность и неуязвимость…

Эдик повернул ко мне восхищенную физиономию. Опять появилось странное чувство, что он не прочь смыть с меня намазанное Жориком и вынуть шарики из носа.

— Я даже не знаю, кто мне больше нравится — ты или она…