Читать книгу - "Последний Иерофант. Роман начала века о его конце - Владимир Шевельков"

Наконец лошади стали. «Казимир» Сатин сошел на тротуар и помог сойти измученному «Кесареву», напоследок же не преминул напомнить:

— В общем, Андрюша, для вас теперь главное — вопрос со Свистуновым, чтобы Дмитрия поскорее сняли с розыска и дело за его смертью прекратили, а я, как только подберу в Ницце новые документы вам обоим, сразу сюда переправлю — можете не беспокоиться. Надеюсь на удачное стечение обстоятельств: мы тогда получим все деньги с композиторских счетов и разделим их, к нашему удовольствию. Вы смотрите не особо-то задерживайтесь здесь, но поезжайте строго через Москву! Ты французский неплохо знаешь, так что на границе никаких приключений у вас быть не должно. Ну, прощай! Дальше уж сам доберешься — Никаноровне поклон. Все вроде бы как удачно; красиво от Яхонта ушли. Во Франции я для вас теплое местечко подготовлю где-нибудь на Ривьере, там и отдохнем от трудов праведных. Мы обязательно отдохнем, мы еще увидим небо Ниццы в алмазах!

Не задерживаясь более, Сатин вернулся к задремавшему Челбогашеву, и возок умчал их в неизвестном направлении. Викентий Алексеевич, который из сказанного понял лишь, что Свистунова тоже хотят убить, остался один перед невзрачным зданием.

Переведя дух и немного приглядевшись, Думанский безошибочно определил, где находится.

Это был тот самый злополучный дом, почти на углу Гороховой и Загородного, куда вошел и откуда уже не вышел отец Молли! Парадные двери здания были опечатаны, и к ним приколочена вывеска, возвещающая о продаже. Выцветшая надпись свидетельствовала о том, что вывеска здесь давно и без толку: дурная репутация сбываемой невесть кем недвижимости отпугивала возможных покупателей. Адвокат, и без того постоянно пребывавший в шоке, вглубь двора пройти не решался. Внушить себе, что ничего страшного с ним не произойдет, окажись он в этом доме, Викентий Алексеевич никак не мог — в душе его, возможно навсегда, поселился страх перед заброшенными зданиями. Медленно и неуверенно преодолев низкую длинную подворотню, насквозь пропитанную запахом сырости и кошачьего царства, он попал в маленький двор непонятной конфигурации, по периметру которого располагались заколоченные двери и пустые дверные проемы, ведущие во мрак и холод черных лестниц.

В сумерках адвокат разглядел на брусчатке черно-белую линеечку, какие фотографы-криминалисты используют, дабы показать масштабы предмета, и мгновенно осознал мистически ужасающую сущность своего положения: находясь в теле убийцы, он стоял совсем недалеко от места, где и произошло убийство несчастного Савелова!

Каменные стены оглушали Думанского безмолвием, а страх себя нового, незнакомого, страх перед отвратительным ему телом — бесповоротно чужим или навсегда уже теперь своим?! — становился все сильнее, все невыносимее. Одно было ясно: идти больше некуда.

«Как некуда? Да ведь нужно же срочно предупредить Свистунова!» — тревожно вспыхнуло в мозгу адвоката и он тут же развернулся на сто восемьдесят градусов.

На бегу вспомнилось, что не связанный семьей композитор, старый приятель Викентия Алексеевича, имел сомнительную репутацию человека беспутного, хоть и богатого, а кроме того — слыл одним из первых столичных ловеласов. Он любил посещать самые дорогие рестораны и позволял себе спускать там немалые деньги, в том числе и на женщин. Снимал отдельный кабинет, куда заказывал то цыганский хор, который пел только для него, то целый оркестр музыкантов, а бывало, приглашал в свое уединение и какую-нибудь певичку-шансонетку. «Аркадий, зачем ты так усердствуешь в тратах?» — недоумевая, спрашивал Думанский. «Не могу, это сильнее меня! Мой гений требует разгула, размаха, широты… Мне не хватает женской ласки… Впрочем, тебе, законнику-моралисту и примерному семьянину, этого понять нельзя». Не довольствуясь кратковременными любовными похождениями, Свистунов время от времени брал на содержание то одну, то другую сладкоголосую диву, которых, по его собственному выражению, «открывал» в опере или даже в варьете.