Читать книгу - "Тайный дневник да Винчи - Анхель Гутьеррес"

Два путешественника, внешне такие разные — тощий, нескладный Конруа и молодой, статный Сен-Жюст, — остановились на постой в гостинице. Естественно, шпион изображал помощника якобинца. Если бы они жили в эпоху Средневековья, Сен-Жюст выступал бы в роли рыцаря, сеньора, а Конруа — оруженосца или даже простого слуги.

Постоялый двор находился неподалеку от тюрьмы. В первые дни посланники Робеспьера исправно обходили ткацкие мануфактуры, якобы выбирая товар, а затем наведывались подряд во все таверны, расположенные рядом с темницей. Они подыскивали подходящего человека из тюремной стражи, с кем можно договориться и кто за хорошее вознаграждение провел бы их к Лафайету. В деньгах недостатка они не испытывали. Сен-Жюст привез с собой изрядную сумму и мог заплатить, не торгуясь, сколько запросят. Французская казна щедро выделяла звонкую монету, если речь шла о столь важных материях, как безопасность отечества. Для достижения цели все средства хороши, считали мздоимцы, захватившие власть, даром что их всех поначалу называли «неподкупными».

В течение нескольких дней Сен-Жюст и Конруа, проявляя осторожность, тайком прислушивались к разговорам, пытаясь понять, что собой представляют завсегдатаи тех самых кабачков: кто пьет без меры, а кто распускает язык, и не попадется ли наудачу среди них субъект слабый — и внешне, и внутренне. Наконец, они наметили жертву. Толстый тип средних лет с мясистым носом и редким пухом на голове как будто обладал всеми задатками записного взяточника. Конруа хорошо знал такую породу людей. Их симпатию нетрудно завоевать с помощью тонкой лести. Предатель всегда кичится своей верностью, равно как трус похваляется отвагой. Истинное лицо многих скрыто под маской притворной добродетели. Порой именно тот, кто не рядится в ханжеские одежды благочестия, оказывается в итоге настоящим героем, что в целом вполне естественно.

— Не возражаете, месье? — спросил Конруа, указывая на один из свободных табуретов за столом, где сидел толстяк.

Сен-Жюст покинул таверну. Его присутствие могло только помешать разговору. Появление Сен-Жюста на сцене состоится в нужный момент, когда презренный металл сделается главной темой разговора.

— Мой господин… — немного удивленно ответил толстяк, впрочем, позволив незнакомцу подсесть к столу.

— Разрешите угостить вас кружкой пива. Я чужеземец.

— Француз?

— О да. Вам не откажешь в уме и наблюдательности.

Грубая лесть пришлась толстяку весьма по вкусу.

— Меня зовут Номи Шангрель. Я никого не знаю в этом городе, — добавил Конруа, на ходу придумав себе имя. В конце концов, только настоящий француз мог сообразить, что таких имен во Франции не существовало.

— А я — Абель Доргендорф, тюремный надзиратель… Однако разве вы пришли не с другом, герр Номи?

Конруа состроил гримасу, изображая усталость, смешанную с неприязнью, — еще один трюк из его актерского арсенала, призванный расположить к себе собеседника, — задача, с каждой минутой казавшаяся все легче.

— Да, это мой патрон. Он торговец и приехал накупить материи разных сортов. Наконец-то убрался.

Тут к ним, в ответ на призывный жест Конруа, подошла служанка, упитанная женщина с золотистыми косами, уложенными в виде корзинок по бокам головы. Конруа заказал две кружки пива и продолжал:

— Точно говорю, он человек хвастливый и заносчивый. Терпеть его не могу!

Конруа выражал искреннее презрение, ему даже притворяться не пришлось. Именно таким он считал Сен-Жюста на самом деле и теперь счел уместным поделиться своим мнением, склоняя слушателя к доверию.

— Я вас понимаю, — ответил немец и вздохнул.

— Понимаете? — переспросил Конруа, прикинувшись удивленным неожиданным признанием.

— Да, мой французский друг. Я вас отлично понимаю. Я сам, хоть и занимаю достойную должность в городской тюрьме, вынужден подчиняться определенным…

Конруа поспешно его прервал, давая понять, что с уважением относится к сокровенным тайнам другого человека. Настало время продемонстрировать деликатность, тем самым окончательно заморочив бедняге голову.

— Не нужно ничего рассказывать мне, если вам это неприятно, монсеньор Доргендорф. — И агент потребовал еще две кружки пива.

— Думаю, я не сообщу вам ничего нового. Всегда найдется какой-нибудь невежа, кто заставляет других работать в поте лица. Начальникам полагается только приказывать и ждать. Но дела сами собой не делаются.

— Вы совершенно правы!

Лесть и притворные откровения заняли порядочно времени. После трех кружек пива Абель Доргендорф стал лучшим другом Конруа, доверял ему, как собственному брату, и был готов рассказать ему все, что тот пожелает. Более удачного момента для решительного наступления не придумаешь. Конруа выпустил парфянскую стрелу, оборонив слова, исполненные коварства и соблазна.

— Я знаю, что вам нужно, дружище Абель.

— Э-э… правда?

— Да, знаю наверняка.

— И что же?

— Бросить службу в проклятой тюрьме, изменить свою жизнь, начать новую где-нибудь в другом месте.

Доргендорф вытаращил глаза, захваченный подобной перспективой. Но тотчас понурился и резко покачал головой.

— Невозможно. Может, и хорошо бы. Но чем же мне тогда заниматься. Невозможно.

— Конечно, возможно, старина Абель. И всего-то нужно оказать мне маленькую любезность…