Читать книгу - "Эликсир вечной молодости - Ирина Арбенина"

И “достался” Немой — дочери маньяка!

Только вот остро встает вопрос: почему в таком, как доказала сама себе Светлова, слаженном коллективе все с такой легкостью закладывают по очереди друг друга?

Осич с воодушевлением рассказывает о проделках Амалии с гелем. Амалия намекает изо всех сил на странности стареющей подруги Елены. Елена разглагольствует о плохой наследственности Немой.

Опять “синдром женской дружбы” и типичное “поведение уличенной женщины”? И вообще женская болтливость…

Однако, в конце концов, каждая из проболтавшихся поплатилась за это.

Осич рассказала про Амалию и ее гели — и погибла.

Амалия болтала о Елене — и исчезла.

Немая могла заговорить — и ее нет.

Осталась Елена.

Тогда становятся в этом свете особенно интересны Еленины обвинения в адрес Немой.

Значит, это она? Решила всех убрать? И повесить все грехи на Немую?

Что-то в этом есть…

Нет, ну в самом деле… Может быть, раз уж Елена на такое способна, то, прежде чем Осич, Туровская действительно убрала и Немую? Потому что девушка знала обстановку в мотеле, “местность”, так сказать, как свои пять пальцев, и была наблюдательна?

В конце концов, человек, который постоянно находится рядом двадцать четыре часа в сутки, не может что-нибудь да не заметить? Особенно если есть что замечать!

Она ведь была немая, а не слепая.

Аня вспомнила некий силуэт — “кого-то”, подслушивающего под окнами спальни Туровских. Теперь стало понятно, что это была Немая.

Очевидно, Туровская взяла ее к себе в работницы, именно потому, что рассчитывала на ее немоту. Немая дикая девчонка — даже если что и заметит, никому ничего не расскажет.

Интересно, что, кроме Немой, никто больше постоянно в “Ночке” не работал.

Так.., вызывают Туровские работников по мере необходимости.., время от времени.

Но чтобы оставаться в “Ночке” надолго, постоянно ночевать, жить…

Только бессловесной Марине Скворцовой Туровская это позволила!

Стоит обратить внимание, что и постояльцы в мотеле, по определению, могут быть только временными: ночь, две — не больше. Утром уезжают.

Кроме Немой — плохо кончившей свои дни! — задержалась надолго в “Ночке” еще только…

Еще задержалась надолго в “Ночке”… Светлова!

Аня поздравила себя с этим не слишком оптимистичным умозаключением.

Стало быть, и она, Анна, ходит по краю? И вот еще что. Очень-очень, кстати, любопытна рассказанная Еленина история — про этот вентиль в бойлерной…

* * *

Все служебные помещения в “Ночке” закрывались на ключ. До магнитных карточек мотель еще “не продвинулся” — у Туровских была изрядная связка ключиков.

Ключницей в шутку называла себя Елена Ивановна, гремя этой связкой. И они вечно препирались с мужем: у кого эта связка?

Светлова подошла к стойке, за которой хозяева мотеля обычно регистрировали постояльцев. Здесь же рядом стояли автоматы с шоколадками и пепси-колой.

За стойкой никого не было. А ключи эти самые лежали.

Анна опустила в автомат монету. Когда бутылка пепси выкатилась, Светлова оглянулась по сторонам. Никого! И несколько неожиданно для самой себя — очень рискованно! — взяла в руки связку ключей.

У нее в запасе, может быть, есть минут двадцать, подумала Светлова.

Пока — если вдруг ключи кому-то понадобятся! — Туровские будут выяснять, где они… Пока они будут искать друг друга — так бывало уже не однажды, — спрашивать, вспоминать, где оставили связку…

А может, и этих двадцати минут у Ани не было… Еще неизвестно!

И сумеет ли Светлова как ни в чем не бывало вернуть связку ключей на место?

Аня быстро подошла к бойлерной.

На улице уже было темновато. А у нее как раз светлая куртка.

Довольно заметным она получается взломщиком…

Минут десять ушло на подбирание ключа… Который — из столь многих?

Наконец один подошел. Светлова толкнула дверь, вошла внутрь.

Нащупала выключатель у двери. Вспыхнул свет. Конечно, фонарик был бы естественнее в такой ситуации. Впрочем, у Светловой был свой расчет: эту “иллюминацию” видно издалека…

Аня перевела дух и огляделась.

Вот она, эта бойлерная…

Светлова ничего не понимала в ее устройстве, поскольку у нее не было загородного дома.

Анна изучающе осмотрела все, что могло подходить под определение “вентиль”. Осторожно попробовала кое-что повернуть и тут же возвращала, поворачивая в исходное положение.

Наконец, отчаявшись, начала крутить все подряд, приготовившись к худшему — если она выведет из строя сложнейшую и дорогостоящую систему, ей не поздоровится.

Но все было бесполезно.

Все рукоятки, ручки, ручечки и вентили поворачивались легко и свободно.

Кроме одного…

Его Светлова, сколько ни крутила, повернуть не смогла.

Звать Туровского с гаечным ключом она, естественно, не стала.

Итак… Рассказ о Немой, с “нечеловеческой силой” поворачивающей запросто заклинивший вентиль, оказался правдой. А вовсе не Леночкиной сказкой.

Или исправный вентиль таким образом уже “починили”?

Светлова вышла из бойлерной.

Вернулась к стойке. Там по-прежнему никого не было.

Положила ключи.

Показалось ли ей, что, когда она, пересекая пространство двора, шла от бойлерной к мотелю, в одном из окон шевельнулась занавеска?

Показалось или нет?

* * *

Зато Светловой точно не показалось, когда на следующий день поутру она обнаружила, кто пожаловал в “Ночку”…

Это был не глюк, а господин Фофанов собственной персоной.

Несколько, правда, припухший, какой-то очень помятый, сильно, можно сказать, изменившийся, но в общем вполне узнаваемый господин Фофанов.

"Какими судьбами?” — хотелось завопить Светловой при виде старого знакомого, но она вовремя удержалась от этого детского юмора.

— Как дела? — бросил на ходу господин Фофанов Светловой, как ни в чем не бывало.

— Дела? — Светлова просто остолбенела от этого милого приветствия.

— Да…

— Да, в общем, в двух словах не расскажешь, — промямлила она.

— А в трех? — продемонстрировал чувство юмора господин Фофанов.