Читать книгу - "Игра в дурака - Ирина Левит"

и посади мы сейчас хоть целую бригаду на проверку его сведений, не получим ничего нового, кроме того, что получил в одиночку Кротов, действуя по собственной методике, которая позволила управиться с весьма трудоемким делом за относительно короткое время.

Перебрав по травинке целый стог сена, Володя выложил нам на стол шесть «иголок». Две из них забраковала Копалкина, оставив четыре. На то, чтобы сократить весьма скромный список еще на половину, мне понадобились двадцать минут. Я позвонил на два рабочих телефона и выяснил, что один из предполагаемых «Желтухиных» уже полтора месяца безвыездно находится в командировке в Хабаровске, а другой почти месяц безвылазно сидит у себя дома со сломанной ногой. Следовательно, в штабе Козлинского они появиться никак не могли.

Остались врач из детской поликлиники и сотрудник багажного отделения из аэропорта. Я решил начать с врача — исключительно по причине территориальной близости. До поликлиники мне было семь минут хода, а до аэропорта — примерно сорок минут езды.

В детской поликлинике заданный мной по телефону вопрос: «Когда принимает врач Шрамов?» — был встречен отчего-то с раздражением.

— С двух часов. Но талонов предварительной записи сегодня нет и не будет, — ответил юный женский голос с такой интонацией, словно я нанес его обладательнице сильное оскорбление.

Признаться, я не придал этому особого значения — какое мне, в конце концов, дело, как общается с народом медсестра из регистратуры? Однако появившись в поликлинике заблаговременно, в половине второго, я смог воочию убедиться, что в учреждении, где, по моим представлениям, должны работать люди сердобольные, вполне есть место для маленького серпентария.

Медсестрой из регистратуры (я узнал ее по тонкому, слегка писклявому голосу) оказалась девица лет двадцати, чью миловидность портили тонкие поджатые губки и раздражение, красочно пропечатанное на ее лице.

Обычно я произвожу хорошее впечатление на женщин, особенно если настроен благодушно, однако моя окрашенная любезностью заинтересованность: в каком кабинете принимает Юрий Васильевич Шрамов, тут же натолкнулась на встречный и отнюдь не любезный вопрос:

— А у вас талон есть?

— Мне не нужен талон, мне нужен номер кабинета, — вежливо пояснил я, вызвав у девицы немедленный приступ гнева.

— Доктор Шрамов до ночи должен здесь торчать? Сами, небось, на минуту после работы не останетесь, а врач — не человек?! У него весь день под завязку, на секунду выйти не может! Совсем заездили! Не взяли талон, и не надейтесь, карточку не дам! Звоните завтра с восьми утра и записывайтесь!

Конечно, я мог плюнуть на эту злыдню и выяснить номер кабинета у любого встреченного в коридоре медработника, однако меня заело. Поликлиника, предназначенная для больных детишек, — совсем не место, где надо разводить бюрократию и устраивать разносы. В конце концов, детские хвори не считаются с количеством талонов, а уж тем более с настроением девицы из регистратуры, которой никто не вменял в обязанность быть злобной овчаркой на пороге хозяйского дома.

Я уже приготовился сказать пару ласковых, но не успел, потому как услышал за своей спиной робкий голос:

— Простите, я могу сегодня попасть на прием к Юрию Васильевичу Шрамову?

Женщина была примерно одного возраста с медсестрой, однако уже познавшая радость материнства. Впрочем, горечь тоже, если судить по ее расстроенному личику, обращенному одновременно к стойке регистратуры и к малышу с перевязанной ручкой. Малыш прижимался к плечу матери и жалобно хныкал.

— Талон есть?! — рявкнула медсестра.

— Он руку поранил, — едва ли не всхлипнула юная мама, но ее явно бездетная ровесница озлилась еще больше.

— «Скорую» вызывайте! Они обязаны ездить по любому звонку! А у нас хирург принимает только по талонам предварительной записи! Есть талон?

Юная мамаша испуганно захлопала ресницами.

— Фамилия?!

— Смирнов… Паша… Четвертый участок…

Медсестра быстро пощелкала клавишами компьютера и бросила злорадно:

— Нет талона! Все! Не дам карточку!

Малыш, словно почувствовав неладное, перешел от хныканья к плачу, женщина принялась его судорожно успокаивать, но, похоже, успокаивать уже нужно было ее саму.

И тут я понял, что настоящий мужчина обязан заступиться за женщину, даже если защищать ее нужно от другой женщины, которая вовсе не женщина, а в лучшем случае представительница женского пола.

— Значит, так. — Я навис над стойкой и произнес угрожающе: — Я из облздрава. Если вы немедленно не дадите карточку, обещаю вам крупные неприятности.

— Ха! — Медсестра не только не испугалась, но даже преисполнилась какого-то ведьминского ликования. — Па-а-думаешь! Из облздрава! Да что вы мне сделаете, хлыщ лощеный? Главврачу нажалуетесь? С работы выгоните? Да на мою зарплату много дур вы найдете? Кого вы отыщите за эти шиши?!

— Возможно, увольнение вас не очень беспокоит, — произнес я с интонацией вампира, прицелившегося в аппетитную шейку. — Но я не просто работаю в облздраве. Я там работаю юристом, а вы только что совершили два проступка: один из них подпадает под действие административного права, а второе — уголовного. Вы нанесли публичное оскорбление должностному лицу, то есть мне. А также вы отказали в медицинской помощи больному ребенку, что влечет за собой куда более серьезную ответственность. Вплоть до тюрьмы на длительный срок. Вы хотите в тюрьму на длительный срок?

Вообще-то я с некоторой вольностью отнесся к юридическим тонкостям, но медсестре это знать было не дано. Зато она быстро сообразила, что не только ей позволено измываться над окружающими — нашелся куда более изощренный садист.

Она отпрянула, буквально отлетела назад к стеллажам с бесконечной вереницей медицинской документации и через пару секунд, сизая от испуга и бешенства, швырнула на стойку карточку Паши Смирнова.

— Спасибо, — прошептала юная мамаша, адресуясь, само собой, вовсе не к этой гремучей змее, которая, быстро ликвидировав доказательства собственных прегрешений, вновь изготовилась выпрыснуть яд.

— Нечего тут пугать! — процедила она с громким шипением, уставившись одновременно на меня и в спину быстро удаляющейся по коридору женщины. — У нас существуют правила и…

Она вдруг осеклась, подалась вся вперед, взор ее неожиданно стал заискивающим, а лицо умиленным.

— Юрий Васильевич, здравствуйте. — Вместо яда через стойку потек мед.

Я оглянулся и увидел высокого, довольно худого, светло-русого мужчину с родинкой на подбородке, который неприязненно скосил глаза на медсестру, коротко кивнул и быстрым шагом проследовал дальше, провожаемый кротким взглядом вмиг разомлевшей фурии.

Это, без сомнения, был Шрамов. Я настиг его на втором этаже, когда он уже открывал дверь своего кабинета. Хотел окликнуть, но передумал: около кабинета сидела уже знакомая мне женщина с малышом.

— Вы тоже сюда? — спросила она с готовностью уступить мне очередь.

— После вас, — сказал я и занял соседний стул.

Минут пять мы молчали — малыш уже не хныкал, просто тихо возился на