Читать книгу - "Испанский гамбит - Стивен Хантер"

– ¡Alto! Arsenal![57]

– А? – переспросил Левицкий, приближаясь. – No hablo…[58]

– ¡Arsenal! – повторил часовой.

Левицкий кивнул, ощупью вынул вторую чеку и резким движением зашвырнул бомбу в окно. Часовой выронил ружье, отчаянно вскрикнул и опрометью кинулся прочь. Левицкий побежал в другую сторону.

Первый взрыв был не очень громким. Второй сбил его с ног и подбросил вверх. Через секунду он упал на землю, оглушенный. Люди разбегались, охваченные паникой. Дым стлался по двору. Небольшой дом был охвачен огнем.

– Бегите! Бегите! – надрывался чей-то голос. – Возможны еще взрывы!

Чьи-то сильные руки подхватили его с земли. Он успел увидеть, что это был английский журналист Сэмпсон.

– Бегите, старик! Отсюда надо бежать! Спасайтесь!

Левицкий побежал к большому дому с красной черепицей, потом дальше в сад. Позади гремели новые и новые разрывы снарядов.

Он увидел какую-то канаву и медленно зашагал по руслу небольшого ручья. Горы вдали казались прекрасным белым видением.

– ¿Amigo?[59]

Какой-то мужчина в шинели выступил из-за деревьев, в руке он держал автоматический пистолет.

– Comrade Amigo. Manos arriba![60]– попросил он, улыбаясь, и жестом приказал Левицкому поднять руки.

– No hablo, – вежливо ответил Левицкий.

Мужчина, продолжая улыбаться, неторопливо подходил ближе. Он опустил пониже руку, в которой держал пистолет. Левицкий понял: сейчас ударит. И когда тот вдруг замахнулся, намереваясь металлической рукоятью разбить Левицкому лицо и оглушить его, парировал удар ладонью одной руки, а другой сделал резкий выпад, всадив в горло нападающего тот самый гвоздь из стены старого монастыря.

Мужчина, хрипя и задыхаясь, стал медленно заваливаться на спину. В его глазах застыло недоумение. Как этот дряхлый старик смог причинить такую ужасную боль? Пистолет упал в пыль, мужчина рухнул на колени, все хватаясь за горло руками, словно пытаясь остановить кровь. Пробовал закричать, позвать на помощь, но из горла вырывались лишь нечленораздельные всхлипы.

Левицкий опустился рядом с ним, примерившись, нацелил свой гвоздь тому в ухо и с силой вонзил в слуховой проход. Несколько конвульсий – и мужчина скончался. Левицкий быстро вытащил из его нагрудного кармана документы. Оказалось, что его противника звали Франко Руис и он был сотрудником СВР. Левицкий столкнул тело в канаву, поднял с земли пистолет, короткоствольный самозарядный кольт тридцать восьмого калибра, и торопливо пошел дальше по ложу ручья, про себя удивляясь сообразительности Болодина. Надо признать, что американец оказался далеко не дураком. Сумел отыскать его, и если бы не глупость этого Франко Руиса, они бы его схватили.

Уже наступала ночь, а он все шел и шел. Холодало. Он понятия не имел о том, куда направляется. Знал только, что идет на восток от Ла-Гранхи. Ледяной ветер насквозь продувал куртку. Левицкий страшно замерз. В каком-то месте ручей побежал под мост, пересекая дорогу, – пришлось изменить направление. Теперь он двигался по дорожному полотну и невольно ускорил шаг. По обе стороны виднелись безлюдные несжатые поля, печально тонувшие в сумерках. Всего в нескольких милях отсюда, под Уэской, гремели выстрелы и взрывались бомбы, а тут, не считая доносившейся издалека пальбы, не было ни малейших признаков войны, лишь застывшая в спокойствии, странно пустая земля. Пиренеи далеко слева вставали неясной стеной. За ними лежала Франция. И свобода.

«Тебе же не преодолеть эти горы, старый дьявол», – сказал он себе.

Когда настала глубокая ночь, он отыскал пустой каменный амбар, набросал в угол соломы, чтобы не замерзнуть, и проспал до утра. Проснулся он рано и снова пустился в путь, ощущая муки голода. Один раз его остановил отбившийся взвод ополченцев, которых больше интересовала еда, а не его документы. Еще дважды он встречал группы бойцов, но те не обращали на него никакого внимания. Наконец Левицкий вышел на широкую автодорогу. Перед ним на мили и мили тянулась унылая гладкая равнина, кое-где изглоданная грядами камней. Боже, кто же посягает на такую нищету? За что они борются?

Он стоял на обочине, когда показался грузовик. В кабине сидели двое, кузов был пуст. Он проголосовал.

– Комрады? – подбежал он к кабине, когда машина остановилась.

– Sprechen sie Deutsch, Kamrade?[61]– спросил его один из них, молодой паренек лет двадцати.

– Да, конечно, – обрадовался Левицкий. – Меня зовут Вер Стиг, я из прессы. Мы были на фронте, и я пропустил грузовик на Барселону. Вы не туда направляетесь?

– Туда, комрад. Полезай к нам. У нас есть вино и немного сыра.

Левицкий забрался в кабину, и грузовик помчался сквозь апрельский ясный день.

Второй юноша оказался не старше водителя. Левицкий догадался, что это евреи, бежавшие из гитлеровской Германии и решившие сражаться в колонне Тельмана против фашистов. Политически они были до ужаса наивны, и Левицкий, хотя и до предела обессиленный, ошеломленно вслушивался в их разглагольствования. Голый энтузиазм, полное непонимание ситуации и откровенная пропаганда. Они были уверены, что Коба и Ленин были величайшими людьми, каких только знала история, что дух второго не умер, а вселился в голову первого и теперь Сталин продолжает великое дело своего предшественника. Врагов они называли «оппозиционеры» и считали, что всех их надо безжалостно расстрелять, чтобы уж никто не мешал героическому Кобе продолжать мировую революцию. Не сомневались в том, что буржуазия производит оружие, чтобы поддерживать Гитлера, Франко и Троцкого, и что католическая церковь с ней заодно. Левицкий ясно понимал, что это именно та чепуха, которую партия не так давно начала вбивать всем в головы.

Потом ребята заговорили о страшном взрыве в Ла-Гранхе и неожиданно перешли к чудесам.

– Вы слыхали о чуде, которое недавно тут произошло, комрад Вер Стиг?

– Увы, нет, – равнодушно отозвался он, глубоко безразличный к этой теме.

– Я думаю, этим англичанам просто повезло, – сказал один из молодых людей.

– Что там такое? – сразу насторожился Левицкий.

– Болтают о воскрешении. Скоро побегут к попам и монахам, дурачье.

– Говорите же.

– Двое англичан, которых считали погибшими, только что вернулись. Один из них поэт, а другой – его друг. Они после боя спрятались в кустах. Тут пришли фашисты и установили рядом с ними огневую точку. Они, бедняги, так и пролежали, боясь шелохнуться, двое суток. Один из них к тому же был ранен и истекал кровью. Одно движение, малейшая неосторожность – и их бы тут же на месте пристрелили.