Читать книгу - "Жена банкира - Кристина Алгер"

– Вы не обязаны это делать, – сказала Аннабель.

– Вздор. Вместе мы здесь быстро приберем. И не потому, что я хочу, чтобы вы сегодня остались ночевать в этой квартире. По крайней мере, мы можем навести тут порядок.

– Как думаете, а нам не стоило бы с этим повременить? Подождать полицию, я имею в виду. Это ведь, как-никак, место преступления.

Йонас пожал плечами:

– Если ничего не пропало, я даже не знаю, что им тут делать.

– Вы правы. Теперь, когда я думаю об этом, я тоже считаю, что полицейским можно и не приезжать. Большое спасибо, что помогли мне навести здесь порядок. А сейчас я, наверное, соберу свои вещи и уйду отсюда.

– Я бы хотел, чтобы вы остановились у нас в Колоньи, Аннабель. Тогда я буду уверен, что вы в безопасности.

– Вы очень добры. Если не помешаю, я действительно так и поступлю – остановлюсь у вас, всего на одну ночь.

– Вы можете жить у нас столько, сколько захотите.

Аннабель грустно улыбнулась:

– Я не задержусь надолго. Пришла пора возвращаться в Нью-Йорк. Мне тяжело оставаться в Женеве.

– Я вас понимаю. Я распоряжусь насчет того, что вам потребуется.

Наконец они перешли в спальню. Аннабель подумала, что есть что-то обезоруживающее в том, чтобы застилать постель чужого человека. Но Йонас делал это удивительно тщательно: расправил пуховое одеяло и разгладил складки ладонью, взбил подушки. В считаные минуты смятая постель снова была аккуратно сложена и выглядела нетронутой.

– У вас это очень ловко получается, – заметила Аннабель и, не удержавшись, улыбнулась. – Неужели вы дома сами застилаете кровать?

Йонас рассмеялся:

– Застилал в течение нескольких лет. Человека можно выгнать из военного училища, но изгнать из него дух военного училища не удастся.

– Я и не знала, что вы учились в военном училище.

– Учился. Мне было одиннадцать. Мои родители умерли, и меня отдали туда. Нужно сказать, это был очень полезный опыт с педагогической точки зрения.

– Мои родители тоже умерли. И мне тогда тоже было одиннадцать.

– Кто же о вас позаботился?

– Моя тетя. Она тоже отослала меня в интернат. Хотя и не в одиннадцать, а чуть позже. Но все равно я была еще очень юной.

Йонас пожал плечами:

– За этот год я очень быстро повзрослел.

– А еще научились замечательно застилать постель.

– Верно. Эльзе в этом смысле повезло, – ухмыльнулся Йонас. Он сел прямо на пол, прислонившись спиной к кровати. – А у нас с вами много общего, Аннабель.

– Правда?

– Да, мне так кажется. Например, причина, по которой мы оказались в Женеве.

Аннабель удивленно подняла брови.

– А почему вы приехали сюда? – спросила она.

Ей трудно было представить, что Йонас жил где-то в другом месте. Хотя, конечно, он должен был откуда-то приехать – не всегда же он был королем офшорных банков.

– Я приехал сюда, чтобы начать с чистого листа. После того как потерял Шарлотту. Свою первую жену.

– Ох, простите. – Аннабель, не задумываясь, села на пол рядом с Йонасом.

– Мэтью никогда вам о ней не рассказывал?

– Нет. Я понятия об этом не имела…

– Я рассказывал Мэтью о Шарлотте всего один раз, когда предлагал ему эту работу. Но и тогда говорил о ней не много. Столько лет прошло, а мне до сих пор тяжело произносить ее имя…

– Я могу это понять.

Аннабель почувствовала, как ее сердце бьется где-то у горла. Сможет ли она когда-нибудь говорить о Мэтью и не чувствовать при этом, что у нее внутри все переворачивается, как это было сейчас?

– Она была моей подругой в колледже. Шарлотта училась в Рэдклиффе, я – в Гарварде. Познакомились мы на втором курсе во время матча по американскому футболу между Гарвардом и Йелем. В день выпуска я сделал ей предложение в нашем кампусе, в Гарвард Ярд. Мы поженились в августе, свадьба состоялась в доме ее родителей в штате Мэн. Поселились мы в Бостоне. Шарлотта выросла неподалеку, в Милтоне, и потому чувствовала себя там комфортно. А мой профессор нашел мне работу в приват-банкинге. Мы с Шарлоттой жили в небольшом доме в Бикон-Хилл. Кондиционер там отсутствовал, и летом было жарко, как в аду, но мы тогда были очень счастливы. Я рвался работать в Бостоне, но Шарлотта не хотела, чтобы я ездил так далеко. Ей нравилось, если к ужину я был дома. Под окнами у нас висели голубые ящики, и весной Шарлотта высаживала в них цветы. Она называла их «нашими клумбами». Думаю, это были самые счастливые дни в моей жизни.

Аннабель кивала. Она поймала себя на том, что ей интересно и хочется узнать больше.

– В то время я много разъезжал по работе. Развивал свой бизнес. Встречался с клиентами. Расширял список заказчиков. Родителям Шарлотты я никогда не нравился. Они считали, что я недостаточно хорош для нее. Ее отец был из Новой Англии, из семьи с традициями, эдакий бостонский аристократ. Он считал, что я – никто. И хотя это действительно было так – я и вправду ничего собой не представлял, – я отчаянно стремился доказать ему, что он ошибается. И достичь этого я хотел единственным способом, в котором что-то понимал, – делая деньги. Я считал, что, если достаточно разбогатею, семья Шарлотты меня примет. Такова была моя цель. Я хотел иметь собственный банк. Любой другой вариант был бы для меня провалом и крахом надежд.

В первый год дела у меня шли довольно неплохо. Шарлотта воспринимала все легко. Она никогда не жаловалась. Даже забеременев, она была бодрой и веселой. Ни словом не обмолвилась о пропущенных семейных ужинах и отпуске – отпуска у меня не было в принципе. Когда Шарлотта неважно себя чувствовала – а с ней это, я знаю, случалось все чаще, – она мне об этом не говорила. Не хотела, чтобы я переживал за нее. Шарлотта держалась очень изящно, с большим достоинством.

Аннабель чувствовала, как к ее глазам подступают слезы. Ей ли не знать, какая это травма, когда во время беременности что-то идет не так. О своем горе она не вспоминала уже давно, постаравшись похоронить его в самом темном уголке души. Но тем не менее время от времени оно все равно всплывало на поверхность, вызывая такую же острую боль, как и раньше. И сейчас наступил один из таких чувствительных моментов.

– Когда Шарлотта умерла, я находился в Чикаго. Заканчивался второй триместр ее беременности. У Шарлотты начались обмороки, и доктор приписал ей постельный режим. Эта командировка должна была стать последней – я пообещал жене, что после этого буду постоянно ночевать дома. Даже если для этого мне придется каждый день уезжать до рассвета и возвращаться к вечеру. Я хотел спать рядом с ней. Я знал, что Шарлотта не слушается докторов и не придерживается постельного режима. Она звонила мне, вернувшись домой из магазина или с рынка. И по-прежнему ухаживала за цветами. Шарлотта никогда не сидела на месте – это было противно ее деятельной натуре. Честно говоря, мне это в ней ужасно нравилось.