Читать книгу - "Леший - Николай Старинщиков"

Все бы ничего, да грянула перестройка, и о желторотом, но перспективном сразу забыли: некому помнить стало. Обком накрылся вместе со своей партией. Вначале Безгодов расстроился, пытаясь, как многие, ругать перестройку и ее «архитектора». Перестройка, она как богатый урожай для бедного крестьянина. Половину богатства пропили, другую сгноили. Вскоре директор вдруг понял, что лично для него не так уж все плохо. Перестройка здесь ни при чем – надо ушами шевелить активнее. Это ничего, что ликвидировали Госплан и при этом рухнули экономические связи. Это ничего, что метрополия установила новый праздник – День независимости самой себя от бывших территорий. Вопросы эти несущественные. Главное, у директорского корпуса развязались руки. Каждый руководитель – сам себе теперь хозяин. Плыви, если не утонешь. Вот он и плывет с тех пор. Неплохо, между прочим, получается, если на последних выборах победил бывшего обкомовца. Того на следующий день, не дожидаясь торжественной инаугурации, чуть не руками вытащили из кабинета, усадив в еще не остывшее кресло Безгодова. Правь, новый губернатор! Куда-нибудь да выведешь. На заводе у тебя вон как круто получается…

Знали бы они, усадившие в кресло губернатора бывшего фармацевта, каким трудом ему достался успех! От бывшей команды единомышленников на заводе остался лишь он один. Скупив акции приватизированного предприятия – где угрозой и силой, где за бутылку водки, – теперь он один правит на предприятии, и одиночество ему не скучно. Он вышел на новый уровень. Тосковать не приходится.

– И все-таки, ребята, кто-то стучит из обкома, – принялся он вновь за позабытую тему. – Откуда знать Сереброву и этой «Плесени», что ко мне в огород залез леший? Мало ли шутников на белом свете. Налил глаза и пошел бродить по тайге. Я никому не говорил об этом случае. Лазит там хрен какой-то – ну и ладно.

– Теща ведь там у тебя, Васильич, – услужливо напомнил Мальковский. – А известно женщине – известно всему свету. Ничего страшного не случилось. Подметут в тайге – может, перестанет писать. О другом думать надо. Если, как ты говоришь, что у нас в Москве свой человек, то почему тот агент не лежит где-нибудь в яме или на дне реки? Почему до сих пор ему не свернули шею? Для чего нам этот человек рядом с ним?

– Чтобы пасти, нетерпеливая ты душа, – округлил глаза Безгодов. – Живой он теперь нам больше пользы принесет. Ведь мы же, как слепые: видим только себя. И то изнутри. А надо видеть больше. Надо нам знать о нем все, но больше всего то, о чем он успел вынюхать и, возможно, передать.

В углу кабинета ерзал в кресле Рапп, он же Сухофрукт. Разговор словно не касался его.

– А ты что сидишь, как свидетель? – спросил вдруг Безгодов. – Кстати, как здоровье сына? Хорошо? Скоро выпишут? Уже выписали? Вон как… Он уже в Швейцарии… А я и не знал…

Сухофрукт не хотел разговаривать. Случай с сыном выбил его из наезженной колеи. Стоило лишь слегка отойти от дел, как вместо Сухофрукта уже иные появились в области «командиры». Безгодов, тот же. Рассуждает, словно бы он Наполеон, а банкир Рапп – никто! Пустое место! Ноль без палочки! А ведь начинали вместе и даже клялись, что будут на равных. Прошло совсем мало времени, и Политик начинает подминать его под себя. Одному банкиру удавалось еще сохранять статус неприкасаемого. Ну, ничего. Он возьмет вожжи в руки. У него тоже есть своя структура. Ей только мигни и покажи, в какую сторону лететь, – полетит исполнять желания.

– Ну а так-то он ничего? – назойливо спрашивал Безгодов. – Я имею ввиду нижнюю часть. Поправился? Пришили?… Или сшили… Значит, просто зашили, и всё? Ну, пусть поправляется.