Читать книгу - "Почем фунт лиха - Людмила Милевская"

Все, где хоть раз было слово «люблю», бережно хранилось. Исреди этого — письма. Они лежали как бы сами по себе, как бы отдельно.Перевязанные розовой ленточкой, они выделены из числа прочих знаков внимания, аследовательно, особо дороги.

Вернувшись на кухню, я спрятала кофточку в сумку и протянулаДенису папку.

— Что это? — спросил он.

— Жизнь твоей сестры. Он удивился.

— Почему жизнь?

— Потому что все главное — здесь, остальное не имеетзначения.

Денис раскрыл папку, увидел открытки, телеграммы, письма ииспугался. Как все же нервны мужчины, как слабы. Хотя я их не осуждаю.

— Ты уверена, что это нужно забрать именно мне? Что с этимделать? — растерянно спросил он.

— Сохрани, — посоветовала я.

— Зачем?

— На память.

— Но это же может кто-нибудь прочесть, — с искренним ужасомпрошептал он.

— Нина Аркадьевна первая же прочтет, — пообещала я.

По его утроившемуся ужасу я снова поняла (и порадовалась),какого невысокого мнения Денис о нравственных качествах своей матери.

— Нет, нет, этого допустить нельзя, — воскликнул он. —Бумаги надо сжечь.

— Ты с ума сошел! — закричала я, выхватывая из его рукпапку. — Только не это.

— Тогда оставь себе.

Я с благодарностью посмотрела на брата.

— Спасибо, — сказала я, — но почему тебя не смущает, что мнестанет известно содержание этих документов? Или ты веришь в мое благородство?

— Я, конечно, верю в твое благородство, но дело не в этом, —разочаровал меня Денис. — Верю в то, что вы с Клавдией были близки. Поэтомувряд ли ты найдешь в архиве покойной какую-нибудь тайну.

Удовлетворенная, я положила папку в сумку и снова уселась застол пить кофе.

— Может, все же пойдешь ко мне? — спросила я послепятиминутного молчания. — У меня компьютер. Конечно, не то, что твой, но всеже.

— Нет.

— Понимаю, ты дал слово, но Нина Аркадьевна не узнает, еслиты нарушишь его. Глупо сидеть в этих стенах одному.

Денис покачал головой.

— Обмануть не удастся, — сказал он. — Мама будет частозвонить.

— Чем же ты станешь заниматься? Он кивнул на чемодан.

— Взял много литературы. Надо работать.

— Тогда я пойду?

— Да, конечно.

Он вышел в прихожую, проводил меня до двери, смущенноулыбнулся.

— Звони.

— Завтра позвоню, — пообещала я, окидывая его на прощаниевзглядом.

И тут я осознала, как похожи они с Клавдией. Оба маленькие,тщедушные, страшно одинокие. Оба нелюбимы. Нелюбимы с детства, потому чтолюбовь, которую им давала Нина Аркадьевна, принять невозможно. Они и не моглиее принять, а лишь терпели эту любовь как наказание и страдали.

Я потрепала Дениса по волосам, поцеловала в щеку, шепнула:

— Крепись, братик, я очень тебя люблю. Он отпрянул, добавивк грусти в глазах испуг и удивление. Ну откуда в этом ученом человеке столькодикости? Почему русский человек так стыдлив, когда дело касается настоящихчувств? Почему так трудно дается нам слово «люблю»?

Дома я долго и внимательно изучала архив Клавдии. Письма отЛебедева Дмитрия Александровича… Этот наглец, изредка признаваясь в любви, восновном требовал, чтобы Клавдия продала свою квартиру и приехала к немуподнимать какой-то бизнес. Будто нельзя приехать, не продавая квартиры.

Вот почему нельзя никому завидовать. На самом-то деле чащевсего не знаешь, чему завидуешь.