Читать книгу - "Девять негритят - Андрей Ильин"

— Пожалуйста.

И, направляемый легким ударом, хлеб летел в нужном направлении.

— Спасибо.

— Не за что…

Все приличия были соблюдены. Но лишь внешне.

Потому что, услужливо передавая друг другу еду, говоря «спасибо» и что-то совместно обсуждая, все думали не о том, что обсуждают. И не о еде, которую ели. И не о сне, когда забирались в спальные мешки. И даже в бортовом «гальюне», где они оставались в одиночестве, сами с собой они думали не о том, для чего там оказались!

Везде — за едой, засыпая, пробуждаясь, умываясь и разговаривая, они думали только об одном — об отсчитывающем секунды, минуты и часы таймере.

Вернее, не часы, потому что часов уже не осталось! Последний отпущенный им час был разменян на минуты. На шестьдесят минут, из которых уже вычитались первые секунды!..

— Можно еще хлеба…

— Пожалуйста.

Они были вежливы и предупредительны, как раньше, но они были другими! Уже никто никому не верил! Потому что все подозревали всех. Подозревали, что во время следующего витка, когда станция войдет в тень Земли, на них, на этот раз — именно на них, а не на кого-то другого, воспользовавшись темнотой, набросится, чтобы перерезать глотку, убийца! И в этот раз убийца, конечно, не повторит свою прежнюю ошибку, в этот раз будет действовать наверняка, потому что теперь имеет опыт…

И на этот случай каждый астронавт, не доверяя другому, не доверяя никому, хотя говорил с каждым, протягивая ему хлеб и соль, и даже улыбался в ответ на улыбку, вооружился чем только смог. Кто-то утащил из ремнабора отвертку, кто-то припрятал ножницы. Потому что мир кончился и каждый собирался защищать свою жизнь сам, не полагаясь на других и на случай. Ведь любой из «других» на самом деле мог оказаться убийцей и, подкравшись ближе под видом лучшего друга, способен был неожиданно полоснуть поперек горла скальпелем! И опасаясь этого, все готовились к тому, чтобы если услышат подле себя чужое дыхание, ударить опасно приблизившегося к ним человека — и уже плевать, друга или нет — ножницами в живот или отверткой в глаз. Чтобы упредить его удар! Чтобы выжить.

И чем дальше, тем чаще они вспоминали о своем припрятанном до времени оружии, проверяя, на месте ли оно, и пытаясь занять наиболее безопасное с их точки зрения положение.

Потому что таймер не останавливался.

Потому что таймер продолжал отсчет последнего часа!..

00.56.49

48.

7…

— Мне бы кетчупа.

Кетчуп просил немецкий астронавт, чтобы выдавить его на «немецкую» колбаску. Сам он за кетчупом не потянулся, так как висел с края от «стола», подальше от своих врагов, которые еще недавно были друзьями. Немец занял самую удачную позицию, которая позволяла ему видеть всех, самому оставаясь в отдалении.

Его можно было осуждать, если бы все в преддверии времени «X» не позаботились о том, чтобы сзади них никого не было, чтобы их спины были защищены какой-нибудь стеной или переборкой.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Немец жрал свою «колбаску», внимательно, исподлобья, посматривая на своих коллег. Он говорил «Danke» и говорил «Bitte», но в его глазах не было дружелюбия, а одни только ожидание и угроза! Наверное, в нем пробудился тевтонский дух, и он готов был к драке. И, может быть, даже желал ее, потому что ожидание было более изматывающим, чем сама угроза!

Он готов был к драке, на случай которой у него за поясом было припрятано здоровенное шило, которое он пустит в ход, не задумываясь ни на секунду!

Пусть он только сунется. Пусть только попробует!..

И все думали так же, как немец.

Все — одинаково! Все видели вокруг одних только желающих им смерти врагов!

— Конфитюр будьте любезны…

«Чтоб вас всех!»

— Конечно, конечно…

«Чтоб ты сдох!»

— Спасибо…

Герхард Танвельд взял конфитюр и выдавил его на галету.

Но на конфитюр и на галету тоже не смотрел, боясь оторвать взгляд от своих соседей. И поэтому намазал конфитюр на галету очень косо, так что тот, сорвавшись, завис напротив него над столом.

Раньше бы кто-нибудь пошутил.

И все засмеялись.

Теперь — никто.

Никто этого конфитюра даже не заметил!

Немецкий астронавт привычно поймал потерянный кусок открытым ртом и заглотил.

Все так же пристально глядя по сторонам и чувствуя животом приятную, успокаивающую выпуклость рукоятки шила.

«Ну, что смотрите?.. Ну, кто из вас?..»

Герхард заглотил конфитюр и поперхнулся.

Потому что за едой нужно думать о еде, а не о том, чтобы кого-нибудь проткнуть шилом!

Герхард закашлялся, хыкая все громче и громче, и стал хватать себя за горло. Но когда к нему на помощь, чтобы похлопать по спине, бросились соседи, он, угрожающе выпучив глаза, замотал головой и, отстраняясь от них, выхватил свое шило, которым стал водить во все стороны.

Хотя уже синел.

Но, похоже, он предпочитал умереть от вставшей поперек горла крошки, чем от воткнутого ему в спину скальпеля.

«Только… Только попробуйте!..» — напряженно думал немецкий астронавт, отслеживая шилом телодвижения своих врагов.

Хотя прокашляться не мог и хватал ртом воздух, как вытащенная на берег рыба.

Но все равно, все равно водил своим шилом!..

В общем, заклинило немца!

Так он и задохнулся, не подпустив к себе врагов и не сумев самостоятельно избавиться от заткнувшего его горло конфитюра. Так и потерял сознание.

— Скорее! — скомандовал командир.

И все бросились к немцу, огибая выставленное вперед шило, чтобы выколотить из его легких посторонний предмет.

Удар!

Хкы…

Еще удар!

Еще — кхы-ы!..

И никакого результата!

— Надо очистить ему ротовую полость! — первым догадался француз.

И немецкому астронавту в рот, с силой отжав ему вниз челюсть, полезли чужие пальцы.

Но только никакой еды у него во рту не было!

И крошки, перекрывшей дыхательное горло, — тоже!

Потому что когда Ли Джун Ся попытался сделать ему искусственное дыхание изо рта в рот, грудь немецкого астронавта свободно расправилась под напором вдуваемого в его легкие воздуха.

— Черт побери! — выругался Виктор Забелин. — Он не подавился!

Он не подавился, но он все равно был мертв!..

Все напряженно переглянулись.

И в этих взглядах не было сожаления, потому что никого не озаботила нелепая смерть немца, в их глазах было другое.