Читать книгу - "Могила для горбатого - Александр Чернов"

Неожиданно отворилась дверь, и в кабинет вошел Женька. Глаза дикие, хмельные. Волосы взъерошены, мятая рубаха выбилась из джинсов. По его виду было ясно, что снова случилась беда. Однако уже за то, что парень нашелся, жив и невредим, отец был готов заранее простить ему все, чтобы он не натворил.

— Садись, Женька, — предложил Шатохин, встал, закрыл на ключ дверь и, вернувшись к столу, сел на место напротив сына. — Как ты?

Глаза парня наполнились слезами.

— Плохо, — пожаловался тот и, не удержавшись, всхлипнул. — Нечистый с Хряком мужика убили… — Размазывая по щекам слезы, он поведал отцу все то, что с ним сегодня произошло.

Шатохин слушал с угрюмым видом, не перебивая, лишь изредка бросал на Женьку задумчивые взгляды. Когда парень поведал свою историю, он еще в течение нескольких секунд хранил молчание. Наконец суровые складки, залегшие у рта майора, разгладились.

— Не оставит нас в покое Нечистый, — сказал он грустно, с какой-то обреченностью. — Куда они поехали?

— К Зойке.

— Долженкова не знает о том, что случилось?

Парень покачал косматой головой.

— Нет, Нечистый приказал Шиляеву ничего не говорить ей.

Шатохин встал.

— Ладно, — сказал он, как человек, который принял решение. — Посиди здесь, я скоро вернусь. И никому ни в чем не признавайся, чтобы не случилось.

Майор вышел из кабинета, постучал в соседнюю дверь и вызвал в коридор капитана Васильева.

— Вот что, Боря, — тихо сказал Шатохин, — там у меня в кабинете Женька сидит, сын мой. Выпивший. Сладу с ним что-то в последнее время не стало. Бузит парень, сегодня с утра уже под мухой. Проучить хочу. Оформи-ка ты его за мелкое хулиганство в ИВЗ, часиков так с восьми утра. Пускай посидит до вечера, а там выпустишь.

— Да ты что, Юра? — вытаращил глаза Васильев. — Совсем рехнулся, собственного сына в изолятор запирать?.. Да…

— Так надо, Боря, — перебил товарища майор. — Это моя первая и последняя просьба к тебе. И не забудь — с восьми часов утра. Именно с этого времени он торчит в моем кабинете.

— Но… — снова попробовал возразить Васильев.

Однако майор его уже не слушал. Он круто развернулся и зашагал по коридору. "Пускай у пацана будет алиби на момент убийства, — думал он, спускаясь по лестнице, — может быть, пронесет". На улице на него дохнуло жаркое лето. Жизнь прекрасна даже в пекло, если бы на свете не существовали типы, подобные Нечистому.

Шатохин миновал ряд служебных автомобилей, вышел к дороге и, остановив такси, назвал адрес. Молоденький словоохотливый водитель говорил ему что-то о духоте, о том, что было бы неплохо сейчас искупаться, о рыбалке и плохих дорогах, о сумасшедших ценах на базаре и об открытии нового магазина, на улице, по которой они проезжали. Шатохин слушал вполуха, кивал, поддакивал, иногда что-то отвечал короткими фразами, а сам думал совсем о другом.

Еще издали он увидел у дома Долженковой знакомый "Жигуленок". Застал. Расплатившись, вышел из машины и, преодолевая охватившее его вдруг волнение, направился по улице. У калитки замешкался, открывая, ставшими непослушными пальцами крючок, неизвестно зачем накинутый "бичами". Миновав поросший бурьяном двор, Шатохин вошел в дом.

Компания сидела в зале вокруг стола, на котором в изобилии было водки, пива и закуски. Зойка с мужем сидели на придвинутой к столу кровати, Хряк на стуле, Нечистый на каком-то ящике. У Долженковой одной не были затуманенными алкоголем глаза. С пьянством она решила покончить навсегда.

Появление следователя явилось для всех неожиданностью. Нечистый первый оправился и, взяв себя в руки, пьяно воскликнул:

— А вот и наш знакомый мент пришел! — Он повернулся к Долженковой. — Знакомься Зойка, это отец Женьки.

У Долженковой вытянулось лицо. Она сразу догадалась о ком идет речь, однако невнятно спросила:

— Какого еще Женьки?

Нечистый неестественно громко засмеялся:

— Как какого? Дружка твоего Шатохина. Ты что, разве фамилии его не знаешь?

Неизвестно почему Долженкова пригнулась, пряча голову за мужа, и пробормотала:

— Я его не спрашивала. Я и ваших-то с Хряком фамилий не знаю.

— Надо знать! — с назидательной иронией произнес Алиферов и махнул Шатохину рукой, в которой держал куриную ножку. — Давай, майор, к нам! Садись, выпьем.

Хряк развернулся вместе со стулом, чтобы лучше видеть следователя и, побеждая в себе извечную робость перед человеком в милицейской форме, нахально предложил:

— Давай, садись, выпьем.

— Сейчас, ублюдки, сейчас, — спокойно сказал Шатохин. Его рука скользнула к бедру и вытащила из кобуры пистолет. Привычным движением Шатохин передернул затвор, вскинул руку.

— Э… э… Ты чего, мужик?! — изумленно воскликнул Хряк.

Испугаться он не успел. Пуля, выпущенная из "Макарова", вошла ему точно между глаз. Деев хрюкнул и вместе со стулом опрокинулся навзничь. Его большие ноги скользнули по круглому сиденью стула, стукнулись каблуками о пол и замерли. Собаке собачья смерть.

— А-а… — Шиляев вскочил с криком ужаса и рванулся к двери в боковую комнату, надеясь спастись от майора в ней. Шатохин снова выстрелил. Бил он без промаха. Пуля вновь попала в голову, но на сей раз повыше виска. Сашку отбросило на дверной косяк. Он упал, широко раскинув руки и ноги, и задергался в агонии. Два.

С перекошенным от страха лицом Нечистый сполз под стол, рассчитывая там найти убежище. Шатохин присел, обхватил двумя руками рукоятку пистолета и снова хладнокровно выстрелил. Нечистый заорал. Угодившая Алиферову в плечо пуля заставила его разогнуться, он головой ударился о крышку тяжелого стола и рухнул на пол. Извиваясь, стал пятиться. Его голова маячила в прорези прицела пистолета Шатохина, и он снова два раза, пулю за пулей всадил в голову ненавистного ему человека. Три.

Зойку парализовал ужас. Она сидела с широко раскрытыми глазами, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Ей вдруг показалось, что у нее лопнул мочевой пузырь. Мышцы внизу живота непроизвольно расслабились, а матрас под ней стал мокрым и теплым. Она зажмурилась, ожидая последнего, предназначенного ей выстрела. Но стрелять в Долженкову майор не стал. Он медленно разогнулся, сунул в рот ствол пистолета и нажал на спусковой крючок.