Читать книгу - "Убийство на верхнем этаже - Энтони Беркли"

Кроме того, в ответ на некий запрос, сделанный им в связи с полученной от Эннисмор-Смита информацией, ему стали доступны сведения оправдательного по отношению к миссис Эннисмор-Смит характера; во всяком случае, компрометирующего в них ничего не было.

Дело в том, что, покинув «Павлин», он позвонил одному частному агенту, который пользовался его доверием, и срочно попросил узнать, каково финансовое положение Эннисмор-Смитов и не изменилось ли оно к лучшему за последнюю неделю. Отчет агента Роджер получил как раз к пяти часам. Эннисмор-Смиты, как он и предполагал, были на мели. Они задолжали всем торговцам в округе, и никто из тех, кто имел с ними дело, больше не дает им в кредит. Их финансовое положение не только не улучшилось в последнее время, но стало значительно хуже: на них подано в суд несколько исковых заявлений и получено соответствующее решение, но они не в состоянии его выполнить, так что в любой момент может быть назначена распродажа и ликвидация дела.

Роджеру ничего не оставалось, как признать, что ситуация Эннисмор-Смитов достаточно тяжела, чтобы женщина гордая и отчаявшаяся предприняла практически любые шаги: будь эти шаги предприняты, положение Эннисмор-Смитов наверняка бы улучшилось, особенно если учитывать тот факт, что деньги мисс Барнетт были в основном в однофунтовых и десятишиллинговых банкнотах и, следовательно, проследить их практически невозможно. Так что положение это совершенно очевидно не переменилось. С чем-то вроде душевного облегчения Роджер признал наконец, что убийцу мисс Барнетт надо искать в другом месте.

Он помнил, что из дела, так сказать, торчало еще несколько нитей, ни к чему не привязанных. Возможно, если ими заняться, мысль получит какое-то новое направление. Он взял карандаш, блокнот и начал перечислять их в том порядке, в каком они приходили на ум.

Факты, пока не получившие объяснения (неизвестно, имеют они отношение к делу или нет):

Полупустая бутылка виски и стакан на столе в гостиной. Этот факт очень хорошо укладывается в официальную гипотезу против Малыша и никак не укладывается в мою. Можно, однако, предположить, что в мою он уложится как деталь инсценировки поисков в квартире. Но это не очень убедительно, поскольку я уже решил, что преступник — женщина, а в этой детали есть что-то слишком мужское, чтобы рассматривать ее как бутафорию. Разве не проще признать, что это не реквизит, а именно следствие естественного желания преступника поддержать свои силы после столь нервирующих событий? Такой вывод хорошо укладывается в мою версию и имеет высокое достоинство простоты. Но какая от этого польза — непонятно.

Свеча. Вот свеча действительно лучше укладывается в полицейскую версию, чем в мою. Если цель убийцы — заставить поверить, что мисс Барнетт умерла позже, чем это действительно произошло, почему ж он боялся включить свет? Полицейские говорят, что Малыш зажег свечку, потому что он всегда зажигает свечку. Я могу предположить только, что убийца не хотела, чтобы миссис Палтус, заметив в дверную щель свет, подумала, что ее приятельница еще бодрствует, и постучала. Так что, насколько я понимаю, от свечки тоже никакого толку.

Вставные зубы. Вот о чем я совершенно забыл: мисс Барнетт, хотя уже улеглась спать, была еще, так сказать, «при зубах». Полиция не придала этому никакого значения, считая, что мисс Барнетт вставила зубы перед тем, как разговаривать с незнакомым мужчиной. (Любопытно, что никто не подумал, что столь же естественно было бы, если б она к тому же надела еще и халат.) То же рассуждение, безусловно, относится и к моей собственной версии: казалось бы, ей следовало вставить зубы перед тем, как разговаривать с женщиной, пусть даже и хорошо знакомой. Между тем это вовсе не так уж обязательно. Некоторые женщины столь же Церемонны с представительницами своего пола, сколь с представителями противоположного, но большинство из них. Разумеется, нет, и именно к этому большинству, без вся кого сомнения, принадлежала мисс Барнетт. Стала бы она в самом деле, беспокоиться? Но ведь, с другой стороны она же не знала, кому открывает дверь. Что опять возвращает нас к халату. Какого дьявола она была без халата? ЕЮ не обнаружилось даже среди одежды, валявшейся по всей комнате. Наличие вставных зубов может и не иметь особенного значения, но отсутствие халата — имеет.

Отсутствие нижней сорочки. Если говорить об одежде, можно упомянуть и этот факт, хотя не думаю, что по значимости он сравнится с халатом. Морсби сказал, когда мы говорили о неряшливости мисс Барнетт: «Ну, эта еще ничего. По крайней мере, хоть разоблачалась на ночь. Насколько я знаю женщин такого склада, они раздеваются только наполовину и ночную рубашку надевают поверх оставшегося». То, что мисс Барнетт так не поступила, согласно Морсби, не характерно, а значит, и ничего не стоит.

Насколько мог судить Роджер, на этом список деталей, доселе не подвергавшихся рассмотрению, иссякал. То, что сейчас они рассмотрению подверглись, увы, делу ничем не помогло.

Он быстренько пересмотрел кое-какие уже известные факты. Различные странности, связанные с беглецом, легко было разложить по полочкам, если предположить, что тот был подручным преступника. В свертке, который, как видел шофер, он поднял, выбегая из переулка, был, несомненно, светлый плащ, в котором его видели другие свидетели и от которого он позже как-то избавился. Свою шляпу он время от времени снимал и прятал в карман, чтобы еще больше усугубить путаницу в показаниях, как и было задумано. Однако определить личность беглеца покуда возможности не представлялось.

Роджер вдруг понял, что напрасно пренебрегал этой стороной дела. Удовлетворившись тем, что расшифровал беглеца как действующее лицо второго плана, он даже не подумал, кто бы это мог быть. А между тем определить личность подручного едва ли менее важно, чем самого преступника. Если повезет, беглец может потянуть ниточку, которая приведет к главному герою. Где бы найти хоть какую-нибудь зацепку?

Но из всего, что Роджер сейчас знал об обитателях «Монмут-мэншинс», он как раз ее извлечь не мог. Он подумал лишь, что подручный должен быть близким знакомым тою из жильцов дома, кто совершил убийство. У кого в «Монмут-мэншинс» есть такой близкий друг, что к нему можно обратиться даже в минуту крайней опасности? Был только один способ выяснить что-то — снова отправиться на Юстон-роуд.

И Роджер отправился.

По пути он припоминал, что ему уже известно по этому поводу. Самым интимным другом Эвадины Деламер был, несомненно, Джон Бэррингтон-Брейбрук. Но Эва дина из числа подозреваемых исключена по причинам, признанным весомыми, в то время как у Джона несокрушимое алиби. На обе эти квартиры не стоит терять время. Аугустус Уэллер и Кинкроссы не удостоились даже сомнения, и Роджер не видел повода пересматривать свое к ним отношение. Еще минус две квартиры. Кто остался? Миссис Палтус и Эннисмор-Смиты. Но ведь и они тоже…

— Черт побери, — вырвалось у Роджера в полумраке такси, — да должен же я сегодня хоть с кем-нибудь потолковать! Пусть это будет миссис Эннисмор-Смит.

Однако так уж сложилось, что сначала он посетил совсем другую особу. Расплачиваясь с таксистом, Роджер мельком взглянул на «Монмут-мэншинс» и увидел свет в окнах покойной мисс Барнетт. Было всего лишь полдесятого, и парадную дверь еще не закрыли. Он взбежал вверх по лестнице и позвонил в дверь под седьмым номером. Ответа не последовало. Он позвонил еще раз, настойчиво. Дверь распахнулась.