Читать книгу - "Укол гордости - Анна Акимова"

Ида никогда не делала секрета из Вариной личной жизни, поэтому над письмом хохотал весь институт. Только ленивый не поинтересовался у Вари ее впечатлением о «члене с легкими каштановыми волосами», не спросил о здоровье десяти старых, неизвестно чьих дочерей и не высказал предположений о значении таинственного слова «урс».

Особенно веселило народ словечко «хи» – то, во что превратилось традиционное американское «хай!». Сначала все наперебой «хикали», приветствуя друг друга, потом это надоело, и «хи» оставили только для Вари. Варя боялась, что дурацкое «хи, Варвара!» приклеилось к ней навсегда.

Войдя в бухгалтерию, Варя удивилась. Ида неподвижно сидела за своим компьютером, уткнувшись лицом в ладони. По экрану компьютера плавали цветные фигуры – сходились, расходились, меняли форму. Вариных шагов Ида не слышала.

Обычно Ида была очень деятельна и никогда не сидела без дела. Если она не щелкала клавишами компьютера, то поливала цветы, красила ногти, листала глянцевые журналы или поправляла макияж. Это последнее занятие отнимало у нее, как у всякой следящей за собой женщины, уйму времени. Видеть Иду безжалостно мнущей ладонями лицо, «вышедшее из-под кисти», было странно.

– Идик, привет! – осторожно позвала Варя. Ида сильно вздрогнула, но не обернулась, и Варя торопливо продолжила: – Слушай, у меня сегодня день такой неудачный! Опоздала, выговор получила. Пойдем вечером в «Какашку», я угощаю. Заедим все неприятности…

«Какашкой» в просторечии называлось кафе академгородка «Какаду». Несмотря на неаппетитное прозвище, было оно чистеньким, уютным, недорогим и пользовалось большой популярностью у научной молодежи.

Ида наконец подняла голову и обернулась. На Варю уставилось почти незнакомое лицо, опухшее от слез, с белесыми ресницами и красными глазами. Варя никогда не видела Иду такой. Она испугалась.

– Идик, ты чего? Что-нибудь случилось?

Ида смотрела на Варю в упор, как будто не узнавая. Потом лицо ее злобно искривилось. Никогда раньше она не смотрела на Варю с такой ненавистью.

– Катись отсюда, Иваницкая, – сиплым злым голосом сказала она. – Катись, слышишь? Ты меня достала, уродка… Чтобы я тебя больше не видела! Не видела, не слышала, не обоняла и не осязала!..

Несколько мгновений они в упор смотрели друг на друга, потом Варя повернулась и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Нащупав дрожащей рукой пачку сигарет в кармане халата, Варя пошла на второй этаж.

Там располагались так называемые экспедиционные лаборатории. Ботаники, орнитологи, энтомологи… Летом они все разъезжались по экспедициям – в леса, на поля и болота, поэтому летом второй этаж был безлюден и тих.

По коридору гулял сквозняк. Два больших окна в разных концах коридора были распахнуты настежь. Летом все курили здесь, у этих окон, стараясь не попадаться на глаза начальству. Варя подошла к тому, которое выходило на зады института. Внизу под окном располагался бетонный козырек над дверью запасного выхода. Здесь почти вплотную к зданию росли кусты сирени и клены. Высокий густолистый клен распростер свои ветви над навесом, почти скрывая его.

Варя постояла, покурила, но душевного равновесия не обрела. На душе было так мерзко, что она заплакала. Платка в карманах не было, только тоненькая стопка больших бумажных фильтров. Варя отслюнила один и уткнулась в него лицом.

Со стороны лестницы послышались громкие голоса. Плохиш со Светочкой! Громко хохоча, они явно направлялись сюда же – покурить. Только не это! Сейчас явятся и увидят ее зареванной. Блин, да что ж сегодня так не везет-то!

Варя торопливо сняла халат, свернула его комком, перелезла через подоконник и мягко спрыгнула на козырек подъезда. Оказавшись в гуще пыльной кленовой листвы, она уселась на бетонную плиту, мимоходом пожалев джинсы и блузку и тут же мысленно плюнув на них. Прижавшись спиной к прохладной стене, Варя затихла.

Она тут же пожалела о своем глупом поступке. Сейчас они придут сюда, будут курить, стряхивать пепел ей на голову и, конечно же, заметят ее. Листва хоть и густая, но вряд ли прикрывает ее целиком. Она будет выглядеть дура дурой. Нет, не просто дурой, а психопаткой. И опять «прославится» на весь институт. Обретет «почетное» звание институтской сумасшедшей!

Спрыгнуть вниз? Высоковато. С ее сегодняшним везением она непременно сломает ногу. Оставалось сидеть и ждать позора…

Сжавшись в комок и уткнувшись головой в колени, она ждала, когда над ней раздастся издевательский хохот. Но время шло, а было тихо.

Наконец до Вари дошло: Борька и Светочка шли не курить. Видимо, просто спускались к выходу из института, направляясь на обед, время-то было уже обеденное.

Напряжение спало, накатила апатия. Варе не хотелось ничего. Не хотелось двигаться, куда-то идти, работать. Даже жить не хотелось…

«Хужей всего», как сказал бы дед Илья, то, что Варя во всех своих несчастьях была виновата сама. Сегодняшний кошмарный день все высветил. Все в ее жизни было не то и не так.

Борька Плохинский, которого она считала если не другом, то уж добрым приятелем-то точно, издевался над ней в угоду соплячке Светочке. Самоутверждался за ее счет. Варя со жгучим стыдом вспомнила свою пошловатую шуточку, Борькину фразу: «Ну хоть кому-то!» и непереносимый Светин смешок. И свою позорную истерику. Сама виновата… Нечего было терпеть Борькины вечные шутки-прибаутки, эти «хи, Варвара». И Иде нельзя было давать помыкать собой, делать из себя посмешище. Сама виновата! Вечно она всем уступает, не смеет возразить, вечно кого-то боится обидеть. В конечном счете – она не уважает себя. Чего же ждать, чтобы ее уважали другие?

Как она могла вообще все это позволить? Этих Идиных потных и пошлых мужиков с их слюнявыми тошнотворными языками? Как она еще устояла и не уступила ни одному из них в угоду обожаемой Идочке? Как могла позволить вывесить свое фото в интернете, словно на продажу?

Хорошо, что бабушка не дожила до этого ее позора и жизненного краха, хорошо, что не узнала ни о чем…

И еще Милый Дедушка со своими воплями… Как же, человечество ждет открытий, а она, Варя, опаздывает на работу! Прямо-таки затормозила она своим опозданием мировой научный прогресс… А премия… столько было надежд на эту премию…

Лучше всего сейчас было бы очутиться дома. Сгрести в охапку Персика и посидеть с ним в обнимку, уткнувшись носом в курчавую шубку, отмытую шампунем «Пегги». Варя даже подумала, не убежать ли ей, к черту, с работы, чтобы не видеть ни Милого Дедушку, ни Плохиша со Светочкой, ни Иду. Не видеть, не слышать, не обонять и не осязать!

Может быть, ей вообще уволиться, поискать другую работу?

Однако рассудительная Варина натура, чуждая всякой экзальтации, восстала против такого намерения. Работу найти не так-то просто. К тому же кто мог гарантировать, что в других местах ей будут встречаться исключительно добрые и справедливые люди? Никто.

Кроме того, через четыре дня, в понедельник, начинался Варин отпуск. Глупо увольняться накануне отпуска. Ничего, в отпуске она отдохнет, хорошенько все обдумает и решит, как ей жить дальше.