Читать книгу - "#черная_полка - Мария Долонь"

Рыльчин замолчал, сглотнул. Почесал подбородок. «Нет, майор, еще давай аргументы! Так просто не отделаешься!» Женя безучастно смотрела на собеседника.

— Вот отчего оно всегда так, — был вынужден продолжить Рыльчин. — Как большой человек, так возле него криворукие дурни? Например, был Иван Грозный, а при нем Малюта Скуратов. Вот еще Сталина возьмите — великий лидер, мир спас, а при нем такие бездари: Берия, Ягода. Всегда помощнички дело портят. И вляпываешься ты в историю, как сволочь, хотя и не виноват совсем. Да-а-а, вот так и гибнет репутация…

— Это вы сейчас о ком? — Холодивкер изобразила вежливый интерес.

— Да вот наваляли ваши прозекторы, труп попортили, а вы, Евгения Валерьевна, теперь вынужденно их покрываете и выводы всякие притягиваете. Как мне вам помочь, дорогая Евгения Валерьевна? Я готов, да ума не приложу. А ведь раздуют! Пресса же теперь везде нос сует. Ну с чего бы укол? В квартире чистота, следов драки или ограбления не имеется. Так пишем «по естественным причинам»? Хорошо?

— Майор… как вас?

— Анатолий Сергеевич.

— Анатолий Сергеевич, я тоже очень хочу вам помочь…

— Ну и славненько! Значит, «по естественным…».

— Ага! Вы сейчас естественно встаете и естественно покидаете наше учреждение, чтобы в следующий раз прибыть сюда в строго отведенный богом срок. Искренне желаю, чтобы не скоро. А я остаюсь исполнять мои профессиональные обязанности.

Холодивкер аккуратно выложила из кармана на стол маленький диктофон, на который обычно начитывала протоколы осмотра тел.

— Или включаем?

Рыльчин поджал губы и покачал головой.

— Э-э-э, Евгения Валерьевна, не осознаёте вы! Не понимаете всей меры ответственности. Вы же не только нам — вы себе головной боли добавляете! Неизвестно, как оно вам еще выйдет, это заключение.

Холодивкер потянулась к принтеру, достала свежеотпечатанные страницы, подписала в двух местах, смачно стукнула штампом и протянула Рыльчину.

— Рада была видеть!

Рыльчин так весь и подобрался, словно его ударили по щеке. Хотел зло ответить, но сдержался с видимым усилием. Взял заключение, скомкал, как будто намереваясь выбросить, и быстро вышел, не прощаясь.

«Эх, сразу надо было включать запись!» Женя потянула из кармана пачку сигарет, но в этот момент в комнату заглянула Зинаида Петровна.

— Ты бы пообедала, Жень? С утра сидишь, головы не поднимаешь.

— Не хочу, Зинуль, вот поверишь, совсем!

Женя была вынуждена признаться себе самой, что этот тип из «Пресненского» испортил ей настроение. Страха не было — только горькое чувство, что ты работаешь зря. Что истина никому не нужна. Равнодушие — вот главный диагноз, что бы там в учебниках ни писали и ни говорили на конференциях. Она сидела за столом и смотрела прямо в стену, выкрашенную в «убедительный зеленый» — ремонт, который они с коллегами сделали сами, избавляясь от штатного синего, который в свете галогеновых ламп становился практически черным. Все-таки случались моменты, когда она жалела, что выбрала эту профессию.

Нет, здесь не равнодушие. Злой умысел, в итоге заключила она.

Майор Рыльчин за рулем машины быстро набирал на телефоне сообщение: «Нужен другой СМЭ. У этой без шансов».

* * *

Инга проснулась от холода. Поискала глазами будильник, смогла рассмотреть только часовую стрелку — одиннадцать. От боли закрыла глаза. Виски резало острыми спазмами, в животе болело и справа, и слева. Ледяной воздух с улицы вместо свежести вызывал жар.

Сколько же мы вчера приняла?

Инга откинула одеяло и увидела, что завалилась спать в штанах.

Ну и ладно, одеваться не надо. Вставай, пьянь безработная. Тебя ждут великие дела, и первое на сегодня — борьба с похмельем.

Если сейчас не позавтракать, то через час отравленный алкоголем организм почувствует недостаток серотонина, и мозг зальют отвратительное чувство стыда и депрессия. Не самое лучшее начало для новой жизни — без редакции и без работы. Она встала, прошла босая на кухню, постояла на холодных плитах, прижалась лбом к стеклу.

Сделала себе кофе.

Это не головная боль, это раненое самолюбие.

Вчера из офиса «QQ» они вышли вместе — Инга Белова и Олег Штейн — опальные журналист и фотограф, уволенные одним днем без права на обжалование. Не говоря друг другу ни слова, пошли в бар «Унесенные ветром». Долго молчали под грохот музыки, несущейся с танцпола.

— Мы не безработные, мы — фрилансеры, — сказал Олег, когда в нем уже было минимум сто пятьдесят односолодового.

— Фрилузеры мы, а не фрилансеры. Тебе теперь только в папарацци. Будешь подлавливать селебриков без трусов или под кайфом.

— Легко. Тебя первую. Под кайфом. Марьиванна может составить нам компанию. — Он постарался поймать ее взгляд. — Как ты на это смотришь?

— Фу. Я не по этой части, никаких оргий, — Инга наконец улыбнулась, впервые за этот кошмарный день. — Ты мне лучше скажи, кто материал слил? Ты же не сгонял снимки?

— Должен тебе признаться… — Штейн не смотрел на нее, хлебнул виски.

Инга похолодела.

Ты не мог! Только не ты!

— Я, когда Туми фотошопил, перебросил все на свой рабочий комп и забыл удалить. Как-то не подумал…

— Ты идиот? — Инга приблизила свое лицо к нему. — В офисе у тебя не было ничего своего! Если ты сгрузил фотки, значит, с сервера их кто угодно мог скачать! Это все равно что слить! — Она хлопнула себя по лбу. — Ты представляешь, сколько стоят эти снимки? Кто-то на нас неплохо заработал!

Инга отвернулась от него, скорбно покачала головой. Олег встал, и теперь — высокий, взлохмаченный — стоял рядом, опустив голову. Инга молча подняла стакан и вдруг широко улыбнулась ему.

— Слушай, а пошло оно все! — Она тоже встала, сунула ему виски. — Я только сейчас поняла, как мне там осточертело. Кто с кем спит и кто что носит! Элитарное издание, блядь!

— Зато бабло.

— Нуда, платили неплохо. Я ведь к ним из-за этого и пошла. — Она вздохнула. — Семь лет жизни! Господи, мне уже тридцать восемь…

— Ага, Пушкина в твои годы уже грохнули. — Он увернулся от оплеухи, было видно, как Штейна отпустило. — Вернешься в серьезную журналистику?

— Да где ты ее видишь, эту журналистику? — Инга махнула рукой. — Давай лучше выпьем.

— Не чокаясь, — кивнул Штейн.

До дома она добралась глубокой ночью, прошла на кухню, не зажигая света, натыкаясь на все углы, и выпила прохладной воды из пластиковой бутылки.

Ближе к обеду Инга позвонила Кате, но телефон дочери был недоступен, видимо, разряжен. Катька пришла из школы и, едва буркнув приветствие, слишком короткое даже для дежурного, заперлась в своей комнате.