Читать книгу - "Правозащитник - Артур Строгов"

— Ива права! — поддержал Милош. — Не то чтобы мне не нравилась Лиза, но мне неясно ее положение у нас…

Белосельский молча отодвинул прибор и встал из-за стола.

— Мне очень больно слышать от вас такие вещи. Поверьте, очень больно. Разве я вас воспитывал такими?

— Брось эту сентиментальность, дядя. Тебе нравится эта зверушка? Такая чумазая и недоразвитая?

— Ива, не надо так говорить.

— А как же еще? Насколько я помню, ты всегда учил нас говорить правду. Когда ты выставишь ее вон? Да ты посмотри на нее сам! В канун Рождества и Нового года хочешь испортить всем нам настроение? Разве мы это заслужили? Я планирую пригласить кучу народа в предпоследнюю неделю, организовать вечеринку… Сюда придут мои подруги, друзья из института.

— Ива, послушай, что я скажу.

Тон Белосельского был и печален, и серьезен.

— Мне очень неприятно, что ты так отзываешься о девушке, которая тебе ничего плохого не сделала. Я знаю, что ты ей говорила жуткие вещи… Вижу по твоим глазам… Ведь ты не такая… Зачем ты так делала? Впрочем, я не стану тебя упрекать. Послушай внимательно, что я скажу. Я принял одно важное решение, оно касается нас всех…

— Ты оставляешь ее себе как игрушку?

Он пропустил эту колкость Ивы мимо ушей и произнес твердо и торжественно:

— С сегодняшнего дня я внес изменение в право собственности. Как вы все знаете, этот особняк принадлежал нам троим. Теперь одну треть — мою долю — я передаю Елизавете Ольшанской, которая становится полноправной хозяйкой здесь, у нее такое же право находиться в этом доме, как и у вас. Надеюсь, не надо говорить, что я не позволю никакого неуважения!

Ива не дала договорить. Она схватила кофейник и тарелки и с силой бросила их на пол. На резкий звук вбежали Самина с Дарьей, но Белосельский дал им знак не вмешиваться.

— Как это возможно, дядя? — спросил Милош. — Но почему? Она Ваша…

— Она моя приемная дочь. И ты, Ива, была принята мною когда-то здесь именно так… но, кажется, уже забыла об этом.

— Не смей равнять нас! Я не желаю ее видеть здесь, — вскричала девушка и ее темно-каштановые волосы почти закрыли лицо, затуманенное гневом, — и не потерплю! Она Вам нравится? Она Вам дорога? Вы ее любите так же, как и нас? Или это уже другая любовь? В чем разница?

— Разница в том, что ты никогда не была такой эгоисткой, Ива, и жестокой тем более!

— А, так значит какая-то бродяжка лучше, чем я? А где Вы ее нашли? В приюте или на вокзале? Или в борделе? Она Вам милее, чем мы? Прекрасно, дядя… Оставайтесь с ней… Я не знала, что до этого дойдет… А я-то мечтала о Новом годе и Рождестве, о семейных праздниках в этом доме… Да, это все детство… Но ведь я уже взрослая и сама могу за себя решать. Я не останусь с ней и точка. Никто меня заставить не может. Вы можете лишить меня всех привилегий.

— Ива, ты прекрасно знаешь, что на твое имя лежит такая значительная сумма, которая во много раз превышает стоимость этого дома. Вы же мои самые близкие люди, и теперь мне очень больно, когда вы оба против Лизы.

— Я не желаю знать ее имени… Оставайтесь с ней, дядя, если Вам так нравится. Если она Вам дороже нас, правда, Милош?

Молодой человек промолчал.

— Я могу уйти жить к своему парню.

— У тебя еще нет серьезного юноши, — отвечал Белосельский, — но ты уже совершеннолетняя, и я не вправе запретить тебе делать то, что ты хочешь. Однако я считаю, что тебе нужно остаться.

— Ни за что!

Ива резко вскочила и убежала.

— А ты что скажешь? Ты тоже против?

— Я не знаю, что сказать.

Милош смотрел на него как-то подозрительно.

— Ты тоже во мне сомневаешься, — произнес Белосельский. — Ты ведь мужчина, взрослый человек. Разве я учил вас быть такими?

— Возможно, Ива слишком погорячилась. Сердце у нее золотое, но она обижена. Я пойду ее успокою.

— Но сам ты тоже сомневаешься во мне? Почему? Ответь откровенно.

— Я скажу то, что Ива не сумела высказать. Она боится, что Вы отвернетесь от нас из-за этой девушки… Что она станет для Вас кем-то большим… чем-то более значимым… и тогда Вы откажетесь от нас…

— Я никогда не смогу от вас отказаться, Милош, потому что вы — моя семья. Милош, вы оба уже взрослые. Вы должны понимать, что такого просто не может случиться. Я по-прежнему очень люблю Иву, больше чем родную дочь Ирину, а тебя — больше чем родного сына. Я всегда старался заботиться о вас. В чем меня можно упрекнуть?

— Слова это одно… Ива никогда этого не примет. Вы же знаете это, дядя. Она слишком чувствительная и мнительная.

— Я понимаю, но поговори с ней, прошу тебя.

— Я попробую, но это бесполезно.

— И все же постарайся.

Вскоре спустилась Лиза. Она заметила, что Милош несколько смущенно поздоровался с ней и поспешил уйти.

— Что произошло?

— Ничего, — спокойно отвечал Белосельский, — как подруга?

— Она еще спит.

— Я сообщил Иве и Милошу о своем решении.

— О каком решении?

— О том, что этот дом теперь и твой… Кстати, вот документ, это не слова, посмотри сюда. Составлено на красивой гербовой бумаге.

— Зачем так, Алексей, я же просила тебя не делать этого!

— Лиза, — немного надменно произнес Белосельский, — как я тебе говорил вчера, это лишь право собственности, ты можешь распоряжаться им по своему усмотрению.

— Конечно.

Лиза внезапно улыбнулась. Она взяла эту гербовую бумагу и бегло пробежала глазами.

— Елизавета Ольшанская… все верно. А я могу эту долю… эту одну треть передать Иве? Тогда она меня простит?

— Ты ни в чем не виновата, чтобы у нее просить прощения.

— Но ты сам подтвердил, что я имею право отдать эту долю.

— Зачем? У нее и так есть все.

— Я все-таки передам ей эту часть. Она поймет, что я поступаю правильно, и изменит свое отношение.

— Не думаю.

— А я уверена. Во всяком случае я хочу ей доказать, что она ошибается на мой счет. И я сделаю так, как сказала.

Белосельский покачал головой.

— Я хочу, чтобы этот дом стал твоим.

— Он слишком велик. Мне достаточно того, что я живу в нем сейчас и что ты… рядом.

Последние слова у девушки вырвались непроизвольно. И хотя она произнесла их совсем тихо, Белосельский понял по ее губам, что именно она хотела сказать. Ему вдруг стало так легко и так сладостно на сердце. Он почти забыл это пьянящее ощущение, от которого теряешь рассудок. Это было с ним в юности, в молодости… и теперь, глядя на эту прекрасную девушку, ему вдруг захотелось стать моложе лет на двадцать.