Читать книгу - "Профессионалы - Фридрих Незнанский"

— If you need something yet… — произнесла хорошенькая горничная на ужасающем английском. Она только что сменила полотенца и задержалась у двери в номер, скромно потупившись.

Но Ларри Фримен прекрасно понял, что скромность — не более чем маска, которую персонал гостиницы обязан надевать вместе с униформой, приходя на работу. На самом деле девушка украдкой его разглядывала, рассчитывая то ли на чаевые, то ли на нечто большее, кто знает… Русские девушки легкодоступны. Говорят. Возможно, он заинтересовал ее как мужчина. Почему бы и нет? Выглядел Фримен гораздо моложе своих сорока восьми, и под костюмом легко угадывалась спортивная фигура, а сам костюм, сшитый на заказ, говорил о том, что его хозяин — человек солидный и состоятельный. Поэтому, может быть, девчонка примеряет его на роль богатого спонсора. А то, чем черт не шутит, и мужа? А может, ей просто скучно и захотелось поболтать — например, поправить чудовищное произношение?

На чаевые Фримен не поскупился, а остальное его мало интересовало.

— Спасибо, больше ничего не надо.

Ответил он на русском, чем еще больше заинтересовал горничную. Она, конечно, ничего не сказала, но определенно была удивлена. Его русский — безупречен. Ни малейшего акцента. Может быть, несколько академичен, но вовсе не оттого, что Фримен незнаком с современным российским сленгом. А оттого, что любой язык особенно хорош в своей первозданности, не замусоренный жаргоном, не испорченный глупыми заимствованиями из других языков…

— Извините за доставленные неудобства, — уже по-русски добавила горничная и удалилась, осторожно прикрыв за собой дверь.

Какие неудобства?.. Что она знает о неудобствах? В гостиничном номере Фримен чувствовал себя вполне комфортно, и визит горничной это состояние ни в коей мере не нарушил. Конечно, за последние несколько лет, когда Фримен осел в Нью-Йорке, обзавелся собственной квартирой и относительно спокойной работой, он слегка изнежился и размяк, стал получать особое удовольствие от горячих ванн с гидромассажем, от шелковых простыней и бокала вина у камина по вечерам. Но без всего этого он мог легко обойтись, поскольку почти всю жизнь провел на колесах.

И в детстве, и потом в армии он никогда не знал, где окажется завтра. У него не было старого родительского дома, в который он мог бы вернуться повзрослевшим (или постаревшим) со своими детьми (если бы они, конечно, у него были) и рассказать им, что вот на этом дереве у него был шалаш, в котором он хранил свои сокровища, а там, на лужайке, стояла будка, где жила и умерла его любимая собака, а с крыши того гаража он свалился и сломал ногу. Потому что шалаш был в Карлсроке, штат Монтана, на самой границе с Канадой, собака — в Луисвилле, штат Калифорния, а с крыши он свалился в Вайтбридже (штат Флорида). Были дома, квартиры, квартирки, комнаты и фургоны, в армии были палатки, казармы и коттеджи, в которых раз в пару лет менялись хозяева, оставляя вновь прибывшим мебель, посуду, по-военному коротко постриженную лужайку и почтовый ящик с дверцей толщиной в дюйм от многочисленных слоев краски, которыми замалевывалось имя прежнего хозяина и надписывалось имя нового. Он никогда не имел множества вещей, не хранил старый, милый сердцу хлам и даже сейчас, будь в том нужда, уложил бы самое необходимое и самое дорогое в один рюкзак и пару картонных коробок.