Читать книгу - "Танго на цыпочках - Екатерина Лесина"

Тимур волнуется, кажется, он что-то подозревает. Но вот что? Героин или… другое? Думаю, героин. Надо признаться, пусть займется моим спасением, тогда все остальное спишется на неуравновешенный характер записной наркоманки.

Тимур, Тимур, зачем ты со мною связался? Я — плохая девчонка, которая боится собственного отражения.

Ника

Он сел рядом, чем несказанно смутил меня. Возникла даже мысль пересесть в кресло, но это выглядело бы позорным бегством, а бегать я не собиралась. Смешно, но Салаватов — единственная положительная величина в окружавшем меня мире. Стоит ему отойти, и все летит кувырком.

От Тимура пахнет мятой, сигаретами и еще хорошей туалетной водой. В этот запах хочется окунуться головой, а еще лучше — спрятаться, словно в облако.

— Ника, — Тимур старательно отводит взгляд, так врачи разговаривают со смертельно больными, я напряглась. — Ника, завтра мы пойдем к врачу.

— Какому?

Нужды спрашивать не было, я уже догадалась, какого врача он имеет в виду, и догадка подтвердилась.

— Психологу.

— Уж лучше сразу к психиатру! Ты же говорил… Ты же сказал, что я не сумасшедшая! Что мне не кажется, что…

— Тише. — На затылок опустилась горячая ладонь. — Я тебе верю, это, во-первых.

— А во-вторых?

— Во-вторых, ты когда-нибудь мечтала стать актрисой? — Его лицо сияло таким хулиганским задором, что я, не удержавшись, рассмеялась.

— Тебе придется сыграть легкое помешательство.

Следующие пятнадцать минут Тимур излагал мне свою теорию относительно хитроумных планов неизвестного лица, которому отчего-то очень хочется сделать из меня сумасшедшую. В домыслах Салаватова присутствовала логика, но от этого становилось лишь страшнее.

— Одного не могу понять, как он узнает, к какому врачу ты пойдешь.

— Проще простого. К своему.

Тимур удивился.

— У тебя что, есть свой психоаналитик, как в Америке?

— Как в России. Понимаешь, ну… в общем… я на учете стою. Точнее, уже не стою, но числюсь. Я раньше стояла, а карточка с историей болезни, она ведь сохраняется, поэтому…

— Я понял. — Тимур притянул меня к себе и усадил на колени, словно маленькую девочку. — Рассказывай.

Да, собственно говоря, рассказывать не о чем. Следствие, суд, истерика — больница. Снова истерика от столкновения с реальной жизнью и осознания собственной неприспособленности к этой самой жизни, и снова больница. После больницы — несколько месяцев спокойной жизни, я уже почти привыкла, почти приспособилась, почти…

В общем, не понятно, откуда взялась депрессия, вслед за которой пришло яркое осознание того, что, по сути, моя жизнь бессмысленна. А дальше просто — пачка таблеток и стакан воды, до сих пор помню их отвратительную горечь с легким привкусом перебродившего варенья. Очнулась я в больнице. Снова в больнице. И на этот раз загремела надолго. Спасла меня открытая дверь и соседка, у которой некстати закончилась соль.

Банально. С той поры я дверь не закрываю и держу в доме запас соли.

— Бедная моя. — Салаватов нежно перебирал пальцами пряди волос, от этой нечаянной ласки — зуб даю, он даже не осознает, — мне хотелось мурлыкать.

— Но я все равно не сумасшедшая.

И никогда не была сумасшедшей, просто… Просто мне было очень-очень плохо, до того плохо, что я не сумела справиться с болью, вот она и вырвалась наружу. А теперь все нормально. Все окей, как говорят американцы.

— Кто еще в курсе? — Поинтересовался Салаватов.

Без понятия. У меня нет друзей и до недавнего времени, я полагала, что врагов тоже нет. А выходит, что есть.

Запутано.

— Выясним. — Пообещал Тимур. — Обязательно выясним, ты, главное, ничего не бойся. И еще, сегодня она должна позвонить, тебе придется ответить.

— Не позвонит. — Не слишком уверенно заявила я.

— Позвонит. Обязательно позвонит. Она должна узнать, как ты чувствуешь себя теперь.

— Дерьмово! — Совершенно искренне ответила я.

— Так ей и скажи. — Тимур по-дружески поцеловал меня в макушку. — Ты, главное, не бойся. Пойдем, поедим чего-нибудь.

Она и в самом деле позвонила, хотя я изо всех сил надеялась, что Салаватов ошибся. Не ошибся. Звонок раздался ровно в двенадцать.

— Не бойся. — Сказал Тимур, его присутствие успокаивало.

— Ника?

— Здравствуй, Лара. — Как ни странно, но былого ужаса я не ощущала, скорее, легкую печаль. Нельзя постоянно бояться.

— Здравствуй, сестричка. Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, хорошо.

— Рада за тебя. — В голосе появились язвительные нотки. — Я бы очень расстроилась, если бы ты чувствовала себя плохо. Он здесь?

— Здесь.

— Передай, что своим вмешательством он подписала себе приговор.

Неожиданно я разозлилась. Да какое право имеет она пугать меня или Тимура? Какое право имеет решать, как мне жить?

— Ника, милая моя Ника, ты все прекрасно понимаешь. У тебя своя судьба, у него своя. Вам нужно расстаться…

— Недавно ты говорила другое.

— Он оказался недостоин тех жертв, на которые ты идешь. Я полагала, что он поможет тебе стать на истинный путь, а, вместо этого, он разрушает твою жизнь.

— Он спас мою жизнь.

— Жизнь! — Фыркнула Лара. — Ты только и способна думать о поганом существовании тела, о том, как бы побольше сожрать, выпить, нахапать дурацких шмоток и безделушек… Ты всегда отличалась удивительным отсутствием вкуса. А еще упрямством. Я так старалась, я так хотела, чтобы ты, наконец, поняла, прозрела, а ты… Ты слепа! Ты идиотка! Ты…

— Если ты хочешь что-то сказать, то говори, а этот бред я слушать не намерена!

— О, да, — язвительно заметила Лара, — куда тебе слушать бедную мертвую сестру, когда рядом есть живой и умный любовник. Скажи, ты уже спала с ним?

Я почувствовала, как начинают гореть уши.

— У него сохранилась привычка хлопать по заднице? И сопит он противно, правда? Мужики — это скоты. Тупые, озабоченные животные, которых интересует лишь одно: как бы извернуться и трахнуть наибольшее количество самок в округе. А ты млеешь и слюной захлебываешься. Не стыдно ли, Ника? Совесть не мучит?

— А должна?

— Должна. — Лара никогда и ни в чем не сомневалась. — Конечно, должна. Похоть не делает тебе чести, сестричка. Ты все еще любишь его? Все еще хочешь занять мое место? Ничего, не долго осталось, потерпи, скоро ты в полной мере поймешь, что значит быть мною…

— Замолчи!

— Ты умрешь, Ника. Умрешь. Умрешь, умрешь, умрешь… — Ее голос, ее смех, похожий звон ручья, больно бил по ушам, и я отшвырнула трубку. Не хочу, не буду это слышать. Тимур повесил трубку на место и, подумав, выдернул шнур из розетки.

— Она больше не будет звонить сюда. — Пояснил Салаватов, — и замки я завтра сменю.

— А врач как же?

— Как-нибудь. Все будет хорошо.

И я поверила. Все будет хорошо.