Читать книгу - "Цезарь в тесте - Иван Дубинин"

— Про открытку скажи, — вставил своё слово муж.

— Ах, да! Недавно пришла на его имя странная открыточка. Серёжа, принеси, она, кажется, в спальне. На наш адрес. Он, вероятно, когда ещё жил у нас, сообщил свои координаты.

Сергей Иванович обернулся быстро. Я повертела в руках кусочек плотной бумаги. Открытка, как открытка. С видом уральской природы. А на обороте — всего одна фраза: «Коля, отзовись! Есть невероятная новость!!!». И подпись — Лида. Был и обратный адрес. Пермь-38, улица Булыжная, 28–69.

— Лида, это кто, сестра?

— Не знаем.

— А Труфанову Вы сообщили уже?

— Не успели ещё… Уже не успели.

— А они с Наташей хорошо жили, не собирались разводиться?

— Нет, зачем им разводиться? Хотя Коляша, конечно, погуливал. Вы же знаете, Евстолья Анатольевна, все мужики — кобели! — И она с вызовом посмотрела на своего супруга.

— Не напрашивайся на женскую аналогию! — встал на защиту оскорблённых мужчин представитель джентльменского племени. — А Николай — молодец. Деловой парень! Смотри, как поднялся. Разве Наташка в чём нуждалась? Да и нам хорошо помогал. Или не так?

— Так, так, — закивала головой его жена.

Хлопнула входная дверь. Надежда Николаевна встрепенулась.

— Неужто Алинка явилась? — И ко мне. — Вы ей сразу-то про смерть отца не говорите. Потом.

— Хорошо, — пообещала я. — Только мне надо будет с ней обязательно побеседовать.

— Ой, уж и не знаю, согласится ли она? — бросила мне бабушка, а сама метнулась встречать внучку.

— Алинка, это ты? Здравствуй, девочка.

— Привет, ба.

— Кушать будешь?

— Не хочу. Попить что-нибудь найдётся?

— Компотик вишнёвый, холодненький.

— Давай.

Я тоже вышла в прихожую.

— Здравствуйте, — сказала я.

— Драссти, — ответила она, бросив на меня насупленный взгляд из-под бровей, и прошмыгнула на кухню.

Но я успела «сфотографировать» её. Небольшого росточка, с космами крашеных в светлые тона волос. Молодая, но бледное до зелени лицо и мешки под глазами старили её. И хоть на ней была фирмовая джинсовая юбка, яркая кофточка и модная элегантная курточка коричневого цвета, выглядела она какой-то помятой.

— Алинка, познакомься, это — Евстолья Анатольевна. Она — адвокат, освобождает нашего Виталика, — почему-то таким образом представила меня Надежда Николаевна.

Я не стала возражать. Алина же молча приняла это к сведению.

— Хочет с тобой поговорить, — помогла мне умная бабушка.

— А что со мной говорить? — огрызнулась девушка. — Я там не была, ничего не знаю.

— У меня всего несколько вопросов, — подключилась и я. — Или Вы предпочитаете прийти к нам официально, по повестке? — взяла её на понт.

Девица недовольно поморщилась. Видимо, перспектива общения с правоохранительными органами её не прельщала.

— Но мне надо принять душ, переодеться!

— Я не спешу, — спокойно заверила я, празднуя в душе победу.

Мне сегодня явно везло. Спустя время мы с Алиной уединились в одной из комнат.

— Скажите, Алина, Вы хотите помочь своему брату?

Она вдруг обмякла. И то напряжение, внутреннее сопротивление, которое веяло от неё, словно холод, немного ослабло.

— Подставили малого, сволочи! — в сердцах сказала она.

— Кто подставил? — сразу же ухватилась я.

— Не знаю. Или сам папенька, или его же друзья-приятели.

— Ну, папенька вряд ли, потому что он меня и нанял, чтобы расследовать это дело, — возразила я.

— О! Вы его ещё не знаете. Это коварный человек.

— За что Вы не любите своего отца?

— Он мне не отец.

— Но Николай Степанович воспитал Вас, кормил, поил.

— Меня мама кормила, — упрямо сказала Алина.

— Вот хотя бы из-за уважения к ней… Ведь Ваша мать выбрала его себе в мужья.

— А он маму уважал?! — Она выщерилась на меня так, будто я была сейчас Труфановым. — К Вашему сведению, примерный муж перетрахал всех её подруг!

— Это всё — сплетни, — попыталась я сгладить остроту конфликта «отцов и детей».

— Сплетни, да? Я сама видела! Прихожу как-то домой, а они с Идочкой кувыркаются в постельке!

— Вы маме ничего не сказали?

— Что я дура совсем, добивать её? Она и так лежала в больнице при смерти.

«Да-а, — подумала я, — час от часу не легче».

— У-у! — застонала девушка. — Ненавижу! Убила бы его!

— Уже.

— Что — уже? — насторожилась потенциальная убийца.

— Убили уже.

— Кого убили?

— Папеньку Вашего убили вчера в своей же квартире.

Гамма чувств отобразилась на лице приёмной дочери. И страх перед смертью вообще, и злорадство, и человеческая жалость, и облегчённое удовлетворение…

— Кстати, не Ваших ли это рук дело? — спросила я прокурорским тоном.

— Нет! Я же понарошку желала ему смерти.

Она сидела передо мной, будто взъерошенный перепуганный воробышек.

— А монету Вы зачем у него стащили? — пошла я в атаку, зная, что сейчас самое благодатное время для исповеди преступников, так называемый момент истины.

— А чего он, жадюга, денег не давал? У самого их, как грязи осенью! Всё для Люсечки своей. Конечно, зачем я ему теперь нужна?

— Так деньги бы и брали, — посоветовала я.

— Да Вы знаете, сколько та монетка стоит? Миллионы!

— Неужели так дорого?

— Да! Она ведь очень редкая. Какой-то римский император, придя к власти, отчеканил монеты со своим изображением, но в надпись вкралась досадная ошибка, — она рассказывала сухо, официально, видимо, повторяла слова отца. — Уже готовые деньги изъяли и переплавили. Но ничтожная часть «дефекта» чудом сохранилась. Сейчас их в мире не то две, не то три штуки. Вы же знаете, все коллекционеры — чокнутые. Им не деньги важнее, а само обладание. Как он своим «цезарем» гордился! Будто звездой Героя!

— Почему же он тогда так плохо его берёг?

— Нет, прятал надёжно, в сейфе. Но я у мамы шифр выпытала.

— Ну и где же монетка сейчас?

— Не знаю.

— Как не знаете?

— Я у себя хранить её побоялась, не сомневалась, что он сразу меня заподозрит. Отдала временно одной приятельнице не из нашего круга. Надеялась, что на неё никто и не подумает. Но он и её нашёл. И убил.