Читать книгу - "Званый ужин в английском стиле - Валерия Вербинина"

Доктор кашлянул.

— О чем вы беседуете, господа? — спросил он.

Амалия обернулась к нему.

— Ничего особенного, Венедикт Людовикович, уверяю вас. Просто мой помощник излагает мне свои соображения. — Затем она посмотрела на подавленного композитора. — Кажется, вы увлекаетесь охотой, господин Преображенский?

— А при чем тут охота? — сердито спросила Варенька.

— Может быть, ни при чем, — покладисто согласилась Амалия. — Но если человек выбирает своим оружием ружье, значит, он, по крайней мере, умеет с ним обращаться.

— Вот уж нелепость, — устало пробормотал Никита. — Я понимаю, госпожа баронесса. Вам нужен убийца, а я — единственный мужчина из присутствующих, кто тогда находился в доме. Ружье — мужское оружие, не так ли? — Он вскинул голову и посмотрел Амалии прямо в глаза. — Я не смогу вам доказать, что не убивал Элен, но я не мог причинить ей зло, никак не мог!

Амалия пожала плечами.

— Судя по тому, что мне известно, ни один человек из тех, кто был в доме, не мог желать графине Толстой зла. Но ведь кто-то же ее убил! Никто, возможно, не желал зла и Константину Сергеевичу. Но кто-то убил и его тоже.

— Значит, есть нечто неизвестное вам, — сердито сказала Варенька.

Ей очень не нравилась Амалия, не нравилось, как на бывшую жену смотрел Александр, но больше всего, только сейчас поняла девушка, не нравилось то, что Амалия считала себя умной. Баронесса, на ее взгляд, умничала, а это еще хуже, чем поступки Китти Барятинской в институте, которая втиралась в доверие к девочкам, разузнавала, кто из них читает романы про любовь и заглядывается на стройных корнетов расквартированного неподалеку полка, а потом беззастенчиво доносила наставницам. И самое неприятное, конечно, заключалось в том, что Александру, судя по всему, ее умничаньенравилось, хотя сама Варенька находила его смешным, нелепым и вообще нисколько не красящим порядочную женщину.

Однако Амалия неожиданно согласилась с Варенькой: да, есть некоторые вещи, которые она хотела бы прояснить. Именно поэтому она и хочет поговорить с доктором де Молине. Не согласится ли он просветить ее насчет ран жертв? Не при гостях, конечно, а в «игрушечной» комнате. Все-таки столь щекотливый предмет…

Венедикт Людовикович галантно сказал, что он всегда к услугам госпожи баронессы, и поднялся с места.

— Амалия Константиновна, я больше вам не нужен? — спросил Александр Корф, подойдя к жене.

Та улыбнулась и едва заметно сжала его руку.

— Если вы мне понадобитесь, я вас позову.

И удалилась в сопровождении Билли и доктора — прелестная молодая женщина, словно созданная для полотна Ренуара или Мане. Женщина, которая зачем-то задалась целью расследовать три убийства, произошедшие в совершенно чужом для нее доме, и до жертв которых ей не должно было быть никакого дела.

— Я готов, — сказал Венедикт Людовикович, входя в комнату.

Оловянные солдатики таращились на него сурово, как присяжные заседатели. Билли вошел в комнату последним, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Правую руку он зачем-то держал под сюртуком.

— Так что именно вас интересует в ранах? — осведомился доктор.

Прежде чем ответить, Амалия пристально посмотрела на него.

— В данный момент меня интересует ответ только на один вопрос, — уронила молодая женщина. — Это ведь вы убили Пьерлуиджи Беренделли?

Доктор открыл рот. Он явно был ошеломлен.

— Как! Но, простите, госпожа баронесса… — он рассмеялся вымученным, режущим ухо смехом. — Разве вы забыли, что я даже не выходил из комнаты, когда пела мадемуазель Мезенцева?

— А вам и не нужно было выходить, — отрезала Амалия. — Дело в том, доктор, что вы уже убили Беренделли. И знали, что он мертв.

— Я, право, не понимать вас, — в стройной прежде речи доктора вдруг начали проскальзывать очевидные грамматические ошибки. — Это какой-то шутка, да?

— Шутка? О нет, месье, — спокойно отозвалась Амалия. — Просто мне не стоило принимать на веру ваши слова о том, что, когда вы оставили Беренделли отдыхать в малой гостиной, с ним все было в порядке. Вы же ушли от него последним, помните? И именно вы, когда он лежал на диване, зарезали его. Высота, на которой на стене висел кинжал, как нельзя лучше соответствует вашему немалому росту. Убийце понадобился лишь один удар — прямо в сердце, потому что он был врачом и знал, куда метить. Убив Беренделли, вы вышли к нам и объявили, что маэстро отдыхает. Признаться, неплохо было придумано. Вас бы никто никогда не заподозрил, но со мной, месье, такие фокусы не проходят!

— Довольно! — визгливо выкрикнул доктор и, вскочив к места, ринулся к двери. Но там его поджидал Билли, уже с револьвером в руке, и доктор, сразу же как-то обмякнув, отступил назад.

— Сядьте, месье, — велела Амалия.

Венедикт Людовикович сел, с ненавистью косясь на нее.

— Должен признаться, мадам, вы ловко все выдумали… — Теперь их разговор шел полностью на французском. — Вам нужен виновный — и вот он я, чужестранец, стало быть, уже поэтому подозрительный… Только не забывайте: вам придется объяснить, почему я должен был убить несчастного хироманта! Потому что у меня не было никакой причины убивать его!

— Нет, месье, — безмятежно отозвалась Амалия, — причина у вас как раз была. Дело в том, — тут она сделала паузу, — что маэстро Беренделли был женат на француженке и долгое время жил в Париже.

— И что из того? — в запальчивости спросил доктор.

— А вот что, — Амалия вздохнула. — Некоторые гости в ходе допросов вспомнили одну странную вещь. Когда вы прибыли на вечер, то были очень оживлены, но стоило явиться Беренделли, вы сразу же забеспокоились. Несколько раз пытались уйти, ссылаясь на какие-то выдуманные дела, а потом и вовсе запаниковали, когда Анна Владимировна чуть не посадила вас за стол рядом с хиромантом. Вы явно избегали его и старались даже не смотреть в его сторону. Да и он тоже не горел желанием общаться с вами. Спрашивается, почему? Да потому, месье, что он знал вашу тайну. Он жил во Франции, как вы; и именно в Париже, как вы. И наверняка узнал вас.

— Вздор! — вспыхнул доктор. — Сплошь ваши домыслы!

Амалия откинулась на спинку стула, обронив всего лишь два слова:

— Иерусалимская улица.

— Что? — Доктор был ошеломлен.

— Вы сказали, что на ней находится полицейское управление Парижа, — терпеливо пояснила Амалия. — Но видите ли, месье, это не так. Сейчас оно находится на набережной Ювелиров. — Тут Амалия сделала паузу, чтобы улыбнуться Билли. — Старое здание управления сгорело в дни печально известной Парижской коммуны. Вам неизвестно, где теперь находится управление, значит, вы не были в Париже после 1870 года. Почему? Вы преуспевающий человек, у вас нет отбоя от пациентов, и я никогда не поверю, что вы не тоскуете по родине. А дело в том, что вы просто не можете туда вернуться. — Амалия подалась вперед, ее глаза заискрились. — Вы ведь не можете, не правда ли? Потому что вас сразу же посадят в тюрьму, если узнают. И ваше имя не де Молине. Молине — небольшой город во Франции. Зовут вас, возможно, Венедикт Людовикович, то есть Бенуа, сын Луи… Ах да неважно, потому что при желании мы ведь можем установить вашу личность. А поскольку вы бывший коммунар и живете по подложным документам, то наши власти вполне способны выслать вас из страны. Ну так что, доктор? Вы скажете мне правду, или мне передавать дело следователю, который должен прибыть с минуты на минуту?