Читать книгу - "Казнить Шарпея - Максим Теплый"

Шарпей тяжело поднялся из-за стола и «шаркающей кавалеристской походкой» двинулся в правый угол кабинета, где находилась дверь в комнату отдыха. Когда он оставался один, то переставал вести титаническую борьбу с самим собой за упругую походку и жизнерадостный вид. Он становился тем, кем был на самом деле: больным семидесятивосьмилетним старцем, страдающим тяжелой формой артрита, диабетом и простатитом, превращавшим каждый поход в туалет в настоящую пытку.

Став три года назад Президентом, причем вопреки собственному желанию, он несколько дней после этого пребывал в тяжелейшей депрессии. Все, что происходило с ним после избрания, он воспринимал как тяжкое испытание, выпавшее на его долю из-за превратностей судьбы.

В свое время он ушел с военной службы по первому же сигналу. Ни дня не засиделся, ни о чем не просил. Он считал, что достойно прожил свою военную жизнь, дослужившись до звания генерал-полковника, и не строил никаких карьерных планов.

Ему предложили преподавательскую работу в учебном заведении по подготовке военных специалистов из зарубежных стран. Свободный английский, арабский и персидский делали его просто незаменимым преподавателем, что позволяло не очень беспокоиться по поводу неуклонно надвигавшегося преклонного возраста.

Но однажды спокойная и размеренная жизнь уважаемого преподавателя дала такой фортель, какого он и сам от себя не ожидал: Шарпей избрался депутатом Государственной думы по одномандатному округу в Москве.

В Думу Шарпей пошел от злости. Дело в том, что в этом округе выдвинулся небезызвестный либерал Оглоевский, с которым у Шарпея были личные счеты. За полгода до избирательной кампании Оглоевский – тогда еще начинающий политик – как-то заявился на торжественное мероприятие, которое Министерство обороны приурочило ко Дню Победы. В самый разгар торжества он пробился к микрофону и в присутствии огромного числа ветеранов – участников войны заявил, что войну мы выиграли только благодаря огромной территории, что в 41-м году, к счастью, была суровая зима, а советский солдат воевал бесстрашно исключительно по причине пребывания в постоянном алкогольном опьянении.

В зале поднялся невероятный шум. Шарпей во всем своем генеральском обличии, с орденами и медалями сидел в первом ряду. Он медленно и спокойно, даже как-то устало, поднялся на сцену, подошел к Оглоевскому и врезал ему наотмашь по физиономии – да так эффектно, что тот рухнул на колени и несколько минут мотал головой, дабы вернуть уплывшее вдаль сознание. В зале – грохот аплодисментов, вспышки фотоаппаратов, а Оглоевский стоит перед ветеранами на коленях – будто прощения просит.

...Во время избирательной кампании Шарпей ничего не делал. Он не бегал по подъездам, не ходил на встречи с избирателями. Кампания сводилась к тому, что по всему городу были повешены две его фотографии.

Первая – где он бьет Оглоевского в переносицу, а у того зажмурены глаза, нелепо вскинуты руки и из полуоткрытого рта вылетают брызги слюны.

И вторая – где Оглоевский стоит на коленях, закатив глаза к потолку. У него из носа бегут струйки крови, руки безжизненно висят вдоль тела, а рядом стоит, победоносно потирая кулак, грузный генерал, глядя на поверженного противника сверху вниз. Подпись под обеими фотографиями гласила: «Честь имею! Русский генерал!»

Шарпей сам никогда бы не додумался до такого предвыборного трюка. Тем более что прилюдный мордобой чуть было не вышел ему боком. Оглоевский затаскал его по судам, и дело с огромным трудом удалось замять без каких-либо правовых последствий.

Но команда политтехнологов, которой он доверил свои выборы, подсказала этот ход, посчитав его самым эффективным. Тогда-то Шарпей впервые познакомился с Дибаевым, который и был автором идеи с фотографией.

Успех был оглушительным. Фотографии хватило, чтобы оставить далеко позади всех соперников, а Оглоевский оказался в Думе только благодаря партийному списку либералов, который он же и возглавлял.

В Думе Шарпей просидел недолго. Ельцин, с которым они были почти ровесниками, предложил ему должность руководителя своей администрации. Предложение это было абсолютно неожиданным, как, впрочем, все, что делал Царь Борис. До этого они практически не были знакомы и встречались только на официальных мероприятиях.

Президентское кресло под Ельциным уже основательно шаталось. Рейтинг доверия был близок к нулю, а правительства падали как карточные домики не реже чем раз в полгода. Улица тревожно гудела, грозя надвигающимся социальным взрывом.

Президент лихорадочно искал выход и находил его в непрерывных кадровых перестановках, причем некоторые из них были настолько экзотическими, что действительно на какое-то время успокаивали страну, которая от неожиданности затихала и напряженно присматривалась к телодвижениям очередного президентского фаворита.

Свое предложение Шарпею Ельцин объяснил желанием, как он выразился, «разворошить гадюшник, который свила у него под боком кремлевская камарилья».

– Пригрелись, понимаешь, гады ненасытные! – гудел он. – Уже шипят, жало свое высовывают. – Ельцин сжимал кулаки и грозно супил брови. – Так и норовят за палец тяпнуть. О стране не думают! Воруют! Вы их, голубчик, по-генеральски постройте, и пусть они шагом марш – и на улицу! Пусть, понимаешь, в ларьках китайскими колготками торгуют. И отберите у них, пожалуйста, все, на хрен! Машины их заморские, дачи эти наворованные. Зажрались они, вороны кремлевские! Только это... Кольку Дибаева не трогайте! Лучше используйте его таланты. Способный, чертенок.

...Шарпей закрыл дверь, ведущую в заднюю комнату, и прилег на жесткую кушетку, поставленную здесь специально для профилактики мучившей его межпозвоночной грыжи. За то время, пока Шарпей отдыхал, в кабинет несколько раз деликатно заглядывал руководитель его секретариата и тихо исчезал, зная, что Президент может отсутствовать на рабочем месте сколь угодно долго и в это время лучше ему не надоедать.

...Шарпей согласился на предложение Ельцина, поставив только одно условие: все кадровые решения он будет принимать сам. Тот хлопнул его по плечу и пробасил:

– Валяйте! Крушите их, генерал. Влейте в аппарат свежую кровь. Кольку не трогайте, а так – вперед!

Через пару месяцев после вступления Шарпея в должность Президент пригласил его и мрачно спросил:

– А что у нас происходит в администрации?

– Что именно вас интересует, Борис Никанорович?

– Света у вас была?

– Ваша дочь? Да, раза три.

– И что?

– Я ее все три раза выгнал.

Брови Ельцина поползли на лоб.

– Выгнали?

– Да, причем последний раз попросил ее больше ко мне не приходить. Я полагал, что в состоянии справиться с поставленными задачами без ее некомпетентного вмешательства.

– Некомпетентного? – Президент откровенно растерялся, будучи не в состоянии припомнить, когда последний раз кто-то разговаривал с ним в таком тоне и с такой дерзостью. – Значит, некомпетентного? – повторил он. – Моя дочь – это я! Значит, я тоже некомпетентный? Так, что ли, товарищ генерал?