Читать книгу - "Агент его Величества - Вадим Волобуев"

– Вы позволите оставить вас? – обратился Костенко к Лесовскому. – Мне нужно поговорить с британским консулом.

– Да ради бога. Вы же не приставлены ко мне в качестве штатного переводчика.

Костенко ещё раз извинился и приблизился к Уитенфорду, который вёл оживлённую беседу с двумя промышленниками, имён которых Костенко не запомнил.

– Нет-нет, господа, – доказывал консул. – Ваша война – типичное проявление недостатков всеобщего избирательного права. Именно так! Позвольте голосовать разному отребью, и оно быстро доведёт страну до междоусобицы. Что нужно рабочим и фермерам? Трудиться как можно меньше, а получать как можно больше. Естественно, они будут выбирать того, кто им наобещает с три короба. Ваша система – настоящее раздолье для проходимцев и безответственных болтунов. Вы выберете любого пустомелю, лишь бы у него был подвешен язык. Деловые люди в вашей стране – заложники грубой и безграмотной толпы. Они вынуждены заискивать перед ней, осыпать её золотом и пустыми обещаниями, лишь бы приобрести то, что вы называете кредитом общественного доверия. Это – безумная и крайне расточительная система. Толпа всегда будет требовать хлеба и зрелищ. В этом её суть. Мудрость же государственного мужа состоит в том, чтобы встать над сиюминутными потребностями людей и заглянуть вдаль. Наш строй позволяет сделать это. У нас голосуют лишь те, кто обладает состоянием, ибо частновладелец только и может быть сознательным гражданином. Собственность даёт независимость. А у вас голосуют все кому не лень, и мы видим, к чему это приводит…

Американцы, соглашаясь с ним, скорбно кивали головами. Не приходилось сомневаться, что будь их воля, они бы лишили права голоса всех, кто хоть чуточку беднее, чем они.

– Господа, если вы не против, я присоединюсь к вашей беседе, – подал голос Костенко. – Ибо предмет, который вы обсуждаете, показался мне чрезвычайно интересным и животрепещущим. Как я понимаю, вы, сэр, не приемлете всеобщего избирательного права? – сказал он англичанину.

– Именно так, – отозвался тот, с неприязнью поглядывая на Костенко.

– А вы, господа, поддерживаете мистера Уитенфорда в его мнении, – полуутвердительно обратился он к американцам.

– Да, да, – ответили те.

– В таком случае, что вы думаете о монархии? Этот строй тоже не допускает к власти разных проходимцев и позволяет решать без проволочек и лишней болтовни сложные вопросы.

– Говоря о монархии, вы конечно же имеете в виду Россию, – усмехнулся консул. – Что ж, я понимаю вас. На фоне тех общественных потрясений, что переживают сейчас страны Запада, ваша страна и впрямь может показаться оазисом спокойствия. Но это заблуждение, уверяю вас. Наши потрясения сродни бурлению супа в кастрюле. Поначалу он выглядит на слишком аппетитно, но затем приобретает весьма привлекательный вид. А ваше спокойствие – отражение внутренней застылости, свойственной вообще азиатским народам. Люди в вашей стране погружены в полусон, их мозг пребывает в бездеятельности, ибо за них думает монарх; их способности пропадают втуне, так как надо всем довлеет обычай и привычка. Вы не развиваетесь, довольные тем, что есть. А мы идём вперёд, творя цивилизацию.

– Но вы так и не сказали о своём отношении к монархии, – напомнил Семён Родионович.

– Если вы говорите об абсолютной монархии, то я отношусь к ней отрицательно, как ко всякой тирании. Неограниченный монарх – такое же зло, как неограниченная демократия. Во всём должна быть своя мера. Плохо, когда политик играет на инстинктах толпы, добиваясь дешёвой популярности, но ещё хуже, когда вся страна зависит от капризов одного человека.

– Однако даже абсолютный монарх не правит в одиночестве.

– Да, у него есть советники. Но они никак не ограничивают его произвола. Ни один советник, если он не сумасшедший, не будет перечить воле государя, рискуя поплатиться за это своим добром, а то и жизнью.

– По-вашему, парламентская демократия – самый разумный строй? Чем-то мне всё это напоминает Гегеля с его превращениями Абсолютного Духа. Только йенский философ полагал высшей точкой развития общества прусское государство.

– И сам себе противоречил. Ведь его диалектика подразумевает бесконечное развитие всякого явления.

– Другими словами, ваша конституционная монархия тоже не есть что-то законченное.

– Несомненно. Я лишь говорю о сегодняшнем дне. Что будет дальше – нам неведомо.

– Превосходно. Коль скоро вы убеждены в безусловном преимуществе парламентской демократии над всеми прочими системами, объясните мне такую вещь: как получилось, что дворянская республика поляков довела их страну до полного бессилия перед лицом отсталых, как вы говорите, абсолютных монархий России, Пруссии и Австрии?

– Не путайте дворянскую республику с парламентской монархией, – мягко объяснил Уитенфорд. – У нас правом голоса обладает тот, кто владеет состоянием, независимо от его сословного происхождения. А у поляков избирателями были только дворяне. Неудивительно, что их система выродилась. Дворянство слишком разнородно по своему имущественному составу и представляет собой ту же толпу, только благородную. Кроме того, общеизвестно, что среди простолюдинов тоже встречаются достойные люди, хотя бы те же купцы. Политической близорукостью было не допускать их к управлению страной. Ведь купцы, коммерсанты – это хребет современного государства. Они приносят в страну богатство и больше других заинтересованы в её процветании.

– Должен признать, ваши доводы убедительны. Я подумаю над ними.

– Всегда к вашим услугам, – поклонился Уитенфорд.

Семён Родионович повернулся к американцам.

– Господа, вы не против, если мы пройдём с его превосходительством на крыльцо? Здесь становится душновато.

Костенко взял удивлённого англичанина под локоть и напористо потащил его из зала.

– Мистер Уитенфорд, – говорил он по пути. – Мне показалось, вы обижены на меня за резкости, которые вам отпустил Твид. Но клянусь вам, я не настраивал его против вас и совершенно не представляю, что он вам говорил. Вы верите мне?

Консул извлёк свой локоть из цепкого захвата Семёна Родионовича и, остановившись, заглянул ему в глаза.

– Дайте слово джентельмена, что вы не заодно с ним.

– Даю слово.

– Я верю вам.

– Благодарю.

Они вышли на крыльцо, втянули запах гари и солёной воды. Негров на ступеньках уже не было, лишь возле дверей недвижимо застыли две фигуры в ливреях. Из окон соседних домов бил яркий свет, что придавало улице праздничный вид. Сквозь листву деревьев пробивались желтоватые огни фонарей.

– О чём он вас спрашивал? – спросил Костенко.

Консул раскрыл серебряный портсигар, вставил в зубы толстую флоридскую сигару, другую пртянул Семёну Родионовичу. Тот отказался.

– О разных пустяках. Мне бы не хотелось возвращаться к этому.

– Почему же вы решили, что Твид – мой покровитель?