Читать книгу - "Бедная мисс Финч - Уилки Коллинз"

Я никогда в жизни не встречала ничего столь ужасного, столь жалкого, как злобная подозрительность и страдание, выражавшиеся в этих словах. Она задела меня за живое.

Я говорила необдуманно, я поступала неосторожно, но неужели я это заслужила? Нет, нет и нет! Я этого не заслужила! Я села на стул и залилась слезами. Слезы раздражали меня, рыдания сотрясали. Если б у меня был в руках яд, я выпила бы его, так была зла и огорчена, так оскорблена была моя честь, так уязвлено мое сердце.

Один Нюджент решился заговорить с Луциллой. Не думая о последствиях, он с противоположной стороны комнаты, задал ей многозначительный вопрос, которого она еще никогда ни от кого не слышала.

— Уверены ли вы, Луцилла, что ваша слепота неизлечима?

Гробовое молчание последовало за этими словами.

Я вытерла слезы и подняла глаза.

Оскар, как я и предполагала, обнимал Луциллу, стараясь успокоить ее. В ту минуту, когда брат его задал этот вопрос, я взглянула на нее. Она только что высвободилась из его объятий, сделала шаг вперед по направлению к Нюдженту и остановилась, повернувшись к нему лицом. Все ее чувства, казалось, были поглощены новой мыслью, им вызванной. Ни в детстве, ни в юности, ни в зрелом возрасте, ни во сне, ни наяву — никогда не приходила ей в голову мысль о возможности прозреть. Ни малейшего признака мучительного страдания, проявлявшегося у нее до сих пор в присутствии Нюджента, не было теперь заметно. Единственное чувство, которое овладело ею теперь всецело, было удивление, столь сильное, что она не могла вымолвить ни слова.

Я взглянула на Оскара. Его взгляд был обращен на Луциллу. Он заговорил с Нюджентом, не глядя на него, побуждаемый, казалось, смутным опасением за Луциллу, понемногу превращавшимся в смутное опасение за самого себя.

— Подумай, что ты делаешь, — сказал он. — Взгляни на нее, Нюджент, взгляни.

Нюджент подошел к брату, сделав это так, что Оскар очутился между ним и Луциллой.

— Не обидел ли я тебя? — спросил он.

— Могу ли я быть обижен тобою после того, что ты вытерпел, что ты пережил ради меня, — сказал Оскар.

— Однако, — настаивал тот, — ты чем-то недоволен.

— Я поражен, Нюджент.

— Поражен? Чем?

— Вопросом, который ты задал Луцилле.

— Вы оба сейчас поймете меня.

С того момента, как братья заговорили, мое внимание было сосредоточено на Луцилле. Она медленно повернула голову в ту сторону, куда перешел Нюджент, но кроме этого не сделала никакого движения. По-видимому, она ничего не слышала с тех пор, как вопрос Нюджента пробудил в ней в первый раз сомнение в том, что она слепа на всю жизнь.

— Говорите, — сказала я. — Ради Бога, не оставляйте ее в ожидании.

Нюджент заговорил.

— Вы имели причину сердиться на меня, Луцилла. Позвольте мне представить вам, если будет возможно, предлог быть мне благодарной. В бытность мою в Нью-Йорке я познакомился с одним глазным доктором-немцем, завоевавшим всеобщее признание в Америке и составившим себе состояние искусством лечить глазные болезни. Особенно удачно врачевал он слепых, признанных другими докторами неизлечимыми. Я говорил ему о вас. Он, разумеется, не мог сказать ничего положительного, не осмотрев вас. Все, что он мог сделать, это предложить мне свои услуги, когда будет в Англии. Я, со всей стороны, признаю вашу слепоту неизлечимой только в том случае, если этот искусный человек скажет, что нет никакой надежды. Если есть хоть малейшая возможность возвратить вам зрение, один он в состоянии это сделать. Он теперь в Англии. Дайте позволение, и я привезу его в Димчорч.

Она медленно подняла руки и схватилась за голову, как бы пытаясь привести в порядок мысли. Цвет ее лица менялся из бледного в красный, из красного опять в бледный. Луцилла тяжело вздохнула и опустила руки, приходя в себя. Последовавшая в ней перемена заставила нас всех затаить дух. Приятно и страшно было смотреть на нее. Немой восторг преобразил ее лицо, божественная улыбка заиграла на ее губах. Она была среди нас и в то же время далеко от нас. В мягком вечернем свете, озарявшем ее из окна, Луцилла стояла, погрузившись в свое счастье, и казалась существом другого мира. Была минута, когда я смотрела на нее с восторгом, была минута, когда она внушала мне ужас. Оба брата опомнились. Оба показывали мне знаками, чтоб я заговорила с ней первая.

Я сделала несколько шагов. Я старалась придумать, что сказать. Напрасно. Я не могла ни думать, ни говорить. Я могла только смотреть на нее, я могла только прошептать тревожно:

— Луцилла!

Она возвратилась в мир, она возвратилась к нам, тихо вздрогнув, с слабою вспышкой румянца на щеках. Она обратилась в мою сторону и прошептала:

— Подойдите.

Я обняла ее. Она опустила голову на мою грудь. Мы помирились без слов. Мы стали опять подругами, сестрами.

— Не был ли это обморок? Не спала ли я? — спросила она меня тихим, смущенным голосом. — Я как будто сейчас проснулась. Мы в Броундоуне?

Она внезапно подняла голову.

— Нюджент! Вы здесь?

— Здесь.

Она тихо высвободилась от меня и подошла к Нюдженту.

— Говорили вы со мной сейчас? Это вы дали мне надежду, что я не обречена на вечную слепоту? Не может быть, чтоб это мне только показалось. Говорили вы, что человек придет и что время придет?

Она внезапно возвысила голос:

— Человек, который вылечит меня! Время, когда я прозрею!

— Я говорил это, Луцилла.

— Оскар! Оскар! Оскар!

Я выступила вперед, чтобы подвести ее к нему. Когда я взяла ее руку, Нюджент притронулся ко мне и указал на брата. Оскар стоял пред зеркалом и смотрел на свое безобразное отражение с отчаянием, которое я опять вижу, когда пишу эти строки. Из сострадания к нему я не решилась подвести Луциллу. Она пошла одна, протянула руку и положила на его плечо. Ее прелестное лицо отразилось в зеркале рядом с его лицом. Она весело наклонилась к нему и сказала:

— Придет, милый мой, время, когда я увижу вас.

С радостным криком она наклонила к себе его лицо и поцеловала в лоб. Его голова, когда она отпустила ее, склонилась на грудь. Он закрыл лицо руками, стараясь подавить видимое проявление душевного страдания. Я поспешно отвела Луциллу от него, прежде чем она успела бы заметить, что не все благополучно. Она сопротивлялась, она спросила меня подозрительно:

— Зачем вы уводите меня от него?

Что могла я сказать в оправдание? Моя изобретательность истощилась.

Она повторила вопрос. В этот раз судьба пришла нам на помощь. Когда она старалась высвободиться из моих рук, раздался стук в дверь.

— Кто-то идет, — сказала я, и в ту же минуту вошел слуга с письмом из приходского дома.