Читать книгу - "Любовь.ru. Любовь и смерть всегда вдвоем - Наталья Андреева"

— Но он даже не пытался со мной поговорить! Все время какие-то тайны, непонятные игры.

— А если бы попытался? Что бы ты сделала?

— Не знаю. Испугалась бы и… В милицию позвонила.

— Вот видишь! Ему охота в милицию?

— Стас, оставайся здесь. Навсегда.

— Ты это серьезно? — вытаращил глаза Самохвалов. — Я-то понимаю, что от страха. Черт! К Линевой уже не успеваю!

— Ты собрался к Линевой?!

Он посмотрел на часы, покачал головой:

— Неудобно, да? В десять вечера? Пока доеду, будет около полуночи. Или удобно? Как думаешь? Ночное рандеву, — оскалился он.

— Ты что-то недоговариваешь.

— Ну, хорошо. Садись, слушай.

Она села в кресло, сложила руки на коленях и дала понять, что вся внимание.

— Так получилось, что дело об убийстве Михаила Стрельцова стало и моим тоже, — важно начал Стас. — В деле есть интересный факт: кроме отпечатков Полины Стрельцовой на рукоятке ножа обнаружены микроволокна нитяных перчаток. Девушка рыхлила землю у корней обожаемой пальмы, надевая эти перчатки. Но они странным образом исчезли после убийства Стрельцова. Хотя обычно лежали на краю кадки. Зачем Полине их прятать? И другой интересный факт: рядом с пальмой был найден окурок сигареты. Михаил Стрельцов вовсе не ругался с мачехой, а спокойно стоял и курил, когда ему нож в спину воткнули. Ты можешь представить человека, который орет на женщину, и курит?

— Может, он нервничал?

— А, может, не было никакого скандала?

— Ты все-таки думаешь, что это Алина Линева его убила?

— Я думаю, что ошибся. Рассчитывал, она при тебе расклеится и захочет говорить, а она, напротив, замкнулась.

— Почему это я должна была стать катализатором?

— А ты не догадываешься? Люба, давай наконец поговорим об этом…

— Нет.

— Долго ты будешь прятать голову в песок, как страус?

— Стас, я все еще хочу думать, что он хоть немножечко меня любил!

— Может, и любил. Теперь-то уж точно не скажет, — усмехнулся Стас.

— Ты не понимаешь. Я ждала его столько долгих лет. Я верила в сказки, когда все надо мной смеялись. Потом смеялась сама, когда дождалась своего принца. Потом я все потеряла, но у меня осталась вера. Я верила, что в моей жизни была прекрасная сказка, и можно теперь спокойно доживать свой век, помня о ней, и переживая все снова и снова. Ты так хочешь ее у меня отнять? И с чем я тогда останусь?

— Со мной, наверное.

— В твоем голосе нет уверенности.

— А ты хочешь, чтобы я рубанул: «Да, дорогая! Нас теперь столько связывает, что я всю жизнь буду рядом, только привяжу под твоим окном свою белую лошадь!»

— Смешно, — не удержалась от улыбки Люба. — Только не езди сегодня к Линевой, пожалуйста. Только не ночью.

— Ты думаешь, я ей нужен? — расхохотался Стас.

— По-моему, ей сейчас нужен любой, кто постучится в дверь.

— Ты так считаешь? — встрепенулся он. -Впрочем, ты психолог, тебе видней. Может, стоит попробовать?

— Самохвалов!

— Хорошо, — вздохнул он. — Ты сама виновата. Чем дольше тянешь, тем больнее. Тебе придется поговорить о своем муже и Линевой.

— Только не сегодня!

— Хорошо, — повторил он. — Ты права, сегодня поздно. Это уже ничего не изменит. Завтра.

— Ты упрямый, — покачала она головой.

— Могла бы отметить мою доброту, — буркнул он.

… Когда они наконец улеглись в постель, Люба почувствовала, что долго еще не сможет заснуть. Градов ее напугал. Скрылся в неизвестном направлении. А, может, под окнами бродит? Ну, чего он к ней привязался? Она вздрогнула.

— Что такое? — приподнялся на локте Стас.

— Нервы, — виновато сказала она.

— Это значит «дудки, давай спать» или «все равно не усну, можешь на что-то рассчитывать»?

— Да ну тебя! — отмахнулась Люба.

— Понял. Скорее, первое, чем второе.

Они помолчали, потом она тихо спросила:

— Стас?

— Да?

— А где сейчас твоя жена?

— Нашла тему для разговора!

— О моем муже можно, а о твоей жене нельзя? Это нечестно!

— Твою мать! — выругался он. — И что конкретно тебя интересует?

— Почему ты развелся? Какие в тебе недостатки?

— Во мне — никаких! — отрезал он.

— Ну и самомнение!

— Видишь ли, мы жили вместе с моими родителями. И жена с матерью меня просто замучили. Одна на службу провожает, и пока жены рядом нет (Элькин институт был дальше), начинает жаловаться. Эля посуду за собой не помыла, Эля белье не постирала, Эля полотенце не туда повесила. Другая ночью, едва ляжем в постель, тоже начинает зудеть: Татьяна Петровна не так посмотрела, Татьяна Петровна не то сказала. Если бы она ребенка родила, я бы терпел. Но — не захотела. Понимаешь? «Надо пожить для себя». Но при этом я должен был жить для нее. Так всегда, что ли, Люба? Один любит, а другой пользуется! Что ты на меня так странно смотришь?

— Ничего.

— Ты удовлетворена?

— Да.

— Тогда давай спать.

— Второе.

— Что?

— Второе. «Все равно не усну, можешь на что-то рассчитывать».

— Ты серьезно?

— Да.

— Вот они, женщины! Стоит рассказать жалостливую историю, как тебе готовы раскрыть объятья!

— Жалостливую?! Ах ты, поросенок! — она замахнулась на Самохвалова подушкой.

Короткая схватка закончилась его победой. Подушка была отброшена, женщина повержена. Зато это отвлекло ее от неприятных мыслей. Все их вытеснила приятная: над Алиной Линевой все-таки можно одержать победу. Ведь Самохвалов к ней так и не поехал. А завтра, как знать? Все еще может измениться!