Читать книгу - "Хроники Престижного района - Светлана Гершанова"

— Не кричала…

— Вот видишь, девственность твою он у меня украл, а женщиной так и не сделал. Это я сделал тебя женщиной! Значит, я у тебя и есть первый и единственный. Забудь его, слышишь? Совсем, навсегда. Скажи — да, Олег! Ну, скажи — да, да, да!

— Да, Олег, да!

— Пойдём домой, зелёненький, здесь грязно на земле…

Он твёрдо решил, что оставит её себе. Надолго? Пока не надоест? Но у Луизы выкупит, на общий стол не отдаст. Отпустит? Нетушки, как говорил Сом. Пусть будет рядом. И не только ночью, сутками! Поставит ещё один стол в приёмной, с зелёной лампочкой. Загорелась — заходит, на каблучках, но юбка миди, а то всех поувольняю.

Каким он был весёлым и радостным, когда это решил! Но до последнего дня мучился — вдруг не отдаст Луиза, даже за любые деньги?

Перебирал аргументы, не смотрел на неё. Она следила за ним глазами. Неужели всё, напился?

Но он придумывал для Луизы самый веский, как ему казалось, неотразимый аргумент, и снова таскал её на руках.

— Ты поправилась, лягушонок! Мне придётся сменить гантели для тренировки. Ничего, своя ноша не тянет!

Время бежало. Он всё чаще думал — как там, в Москве?

Арсен не звонил, решил позвонить сам. И пора было ехать домой. Не в Москву, какой-то внутренний голос подсказывал, что в Москве ему делать нечего.

Он вернётся в Питер. Лягушонка отвезёт домой, а сам поедет к Луизе. Он уже твёрдо знал, что не может с ней расстаться. Не может, и всё.

Точка невозврата пройдена. Единственное, что его напрягало — она держалась отстранённо, когда он выпускал её из рук. Ведёт себя, как наложница, — вдруг пришло в голову. И разозлило.

А стоило взять её на руки, или в постели — была его, до последней клеточки. Конфликт назревал, и выстрелил, как бывает, вроде, без причины.

Они засиделись на пляже.

— Знаешь, закат здесь необыкновенный. Мы уходим раньше, ты не видела ещё — золотая дорожка по морю. Я здесь всегда его дожидался. Давай, повернись!

Он поворачивал её так, чтобы солнце падало именно под тем углом, как ему хотелось. И обнимал за спинку.

— Ты со мной, как с резиновой куклой, — вдруг вырвалось у неё. Давно вертелось на языке и всё же вырвалось.

— Да? Вот как ты всё воспринимаешь! Ошибаешься, ты не кукла. Та же Надя могла обидеться. Она ко мне всей душой, а я — секс, и ничего личного. Как с куклой. Она мне кофе в постель приносила.

Когда я рано утром выходил из воды, она ждала меня с полотенцем, вытирала, чтобы не замёрз. Солнца ещё не было. А в комнате горячий кофе!

И в Москве — как-то я похвалил печенье из французской кондитерской, так она мне его каждый день с работы приносила! А ты?! Строишь из себя рабыню. Секс, и ничего личного?

А только я подхожу к тебе, все твои клеточки прыгают от радости и машут хвостиками! Смотри, я кладу руку, просто кладу. И сразу метроном, азбука Морзе — я твоя, я твоя! Слышишь? Притвора, терпеть не могу! Строишь из себя жертву.

Какая кукла, ты резиновый лягушонок с дырочкой между ног! У того щенка была сбоку, а у тебя между ног, и вся разница!

А я ношусь с тобой, как не знаю с кем. Иди, приведи себя в порядок. У тебя щёки горят, будто я отхлестал тебя. А надо было, давно надо было! Надень платье, какое понравится. Волосы распусти. Поведу тебя гулять, только сплаваю до буйка. Иди, я сказал!

Остыл, когда ещё смотрел ей вслед. Шла, согнувшись, закрыв лицо руками. Но оправдывал себя — сама напросилась. Будет знать. Строит из себя!

Зашёл к ней, вытираясь на ходу. Она сидела, одетая, на краешке кровати. Белое платье, которое нравилось ему, он его выбрал в прошлый раз. Запомнила. Волосы блестят. Встала ему навстречу.

Она загорела. Шесть килограммов сделали своё дело, от неё глаз не оторвать. И щёки пылают.

Бросил полотенце. Прикоснулся к её щекам холодными руками. Она так на него ещё не смотрела. Она вообще редко поднимала на него глаза, стеснялась — и того, что было в постели, и наготы своей, даже, когда была в трусиках и маечке. Для него они не существовали, захотел погладить, кто и что ему помешает!

Сейчас она смотрела на него, и в глазах было всё — и вина, и мольба, и отчаянье. Не мог оторвать глаз.

— Ну, всё, сама напросилась. Я понял, что ты хочешь сказать. Посиди, я быстро.

Вернулся в белых брюках и тенниске.

— Пойдём, царевна.

Она шла и молчала. Так боялась, что он догадается, как она ужасно его любит! Сильней, чем Надя, конечно. И отправит назад. Бедная Надя! Но он всё время её вспоминает, жалеет, наверное, что не её взял с собой. Всё время вспоминает Надю!

А она не знает, что сделать, чтобы ему угодить, и чтобы он не догадался. Но завтра — не проспит, будет ждать его с полотенцем.

— Ну, рассказывай, что у тебя в жизни было до той комнаты, где ты сидела и ждала, когда я уйду от Луизы. Перепуганная, с ладошками в коленках.

— Ты видел?

— Конечно, там же камера. Луиза ещё предложила, чтобы ты разделась, показать мне товар лицом, но я отказался.

— Спасибо… Я бы там умерла.

— И не позволил, чтобы гинеколог в тебе копался. Попросил Вадима сделать медицинскую карту. И заплатил за тебя с той самой минуты. А ты?!

— Прости меня, пожалуйста!

— Я же сказал, всё понял. Перестань. Но не притворяйся больше. Где ты жила в Питере?

— На Васильевском острове. И школа там была рядом.

Он сначала просто шёл рядом, но взял наконец, за шейку, и она вздохнула прерывисто. Значит, всё ещё можно поправить! Завтра она…

— Но откуда три языка, у меня только с английским репетиторы были несколько лет.

— А у меня учительница в школе, Мария Леонтьевна. Она в пятом классе сказала — Катя, у тебя способности к языкам. Я с тобой буду заниматься дополнительно, хочешь? Книги давала и велела пересказывать. Каждый вечер десять минут по телефону. У неё дома библиотека была на трёх языках. В десятом я уже говорила свободно по-английски и по-немецки. А французский мы позже подключили, не успели. Я на третьем курсе была, когда её не стало. Ну, и в университете было два языка и факультатив. Я всё мечтала, что буду книги переводить, детские. А читала в подлинниках, что хотела, с десятого класса.

— Мама кем работала?

— Библиотекарем. Я столько книг перечитала в детстве!

— А кто у тебя отец, где он? Почему ты должна была искать деньги на операцию?

— Я его помню, только когда я маленькая была. А потом он ушёл, и я его больше не видела. Плакала сначала — где папа! Школьницей уже спросила маму — у тебя есть папин адрес? А она сказала, мы ему не нужны, и он нам не нужен. И без его денег проживём. Когда подросла, уже не спрашивала, у неё всегда было плохо с сердцем.