Читать книгу - "Весенняя коллекция детектива - Татьяна Полякова"

Когда до земли оставалось еще довольно много, лестница закончилась.

Олимпиада запрокинула голову и крикнула:

– Павел!

– Что?

Ветер выл, сотрясал хлипкие обледенелые прутья.

– Лестницы больше нет.

– Прыгай!

Олимпиада посмотрела вниз. Прыгать?!

– Я не могу! Высоко!

– Давай, Липа!

Было понятно, что придется прыгать, другого выхода нет, не может же она сидеть на лестнице до приезда МЧС, а раз не может, значит, выход только один – прыгать!

Так она себя уговаривала.

Олимпиада еще раз посмотрела наверх, на его темный силуэт, зажмурилась и стала опускаться на руках. Ноги болтались в пустоте.

В школе на уроках «гимнастики» она всегда получала двойки и колы за то, что не могла подтянуться ни одного раза. Физрук Виктор Васильевич по прозванью Виквас, маленький, крепенький и очень бодрый, все кричал на нее: «Тихонова! Что ты висишь, как сарделька! Мышцами, мышцами работай!» Ей казалось, что она работает, но подтянуться все равно не получалось. Олимпиада была длинной, хоть и довольно худой, и девчачьи руки никак не могли вытянуть ее собственный вес! Впрочем, через «козла» она тоже прыгала неважно, и Виквас от души ставил ей двойки и колы. «Мать олимпийская чемпионка, – кричал он, – а дочь тетеха!»

Теперь она висела в пустоте, намертво вцепившись в арматуру. Посмотрела вниз, свесив голову, и поняла, что от ног до земли, до снега, еще ого-го!

– Я боюсь, – сказала она себе. – Я не смогу.

И разжала руки.

Земля приняла ее немилосердно, жестко, сильно ударила по ногам и, кажется, сломала их. Ноги, прямые, как палки, видимо, проткнули насквозь тело и вышли с другой стороны головы. Олимпиада завыла и покатилась – так было больно.

Отпустило ее довольно быстро, она подтянула колени, села, а потом встала. Странное дело, оказывается, она не разучилась стоять!

– Жива? – сверху спросил Добровольский.

– Да, – прохныкала Олимпиада. – Или нет. Не знаю.

Лестничка заходила ходуном – он быстро и ловко спускался, темная туша двигалась с небес на землю, но примерно на середине пути что-то случилось. Олимпиада услышала металлический хруст, скрежет металла о металл и еще какой-то звук, который она приняла за звук разрываемой железом человеческой плоти.

Лестничка дернулась вниз, покосилась и оторвалась от стены. Олимпиада трусливо отбежала в сторону. Следующий звук был такой, как будто выбивалкой колотили по мешку с тряпками.

– …!

Прут подломился, черная туша болталась, ухватившись за лестничку одной рукой, а лесенка качалась из стороны в сторону на одном креплении.

– Павел!

– Отойди! – прорычала туша. – Ну!!

Липа отбежала подальше.

Лесенка качалась с жалобным поскрипыванием, словно старые ставни скрипели под ветром. Снег забивался в дырки свитера, и Олимпиада обхватила себя руками.

Вот Добровольский нащупал ногой перекладину, осторожно опустился на нее и перехватил руки.

Невыносимо было слушать жалобный прощальный скрип железа, который говорил, что сейчас он упадет, непременно упадет, и тогда все. Все!

Он обрушился, когда было еще довольно высоко, – туша ударилась так, что земля под ногами содрогнулась.

Олимпиада смотрела. Добровольский не шевелился.

Тогда она подбежала, кинулась на колени и стала трясти его.

– Павел!

Он открыл глаза.

– Не тряси меня.

– Что ты сломал? Ноги? Руки?

– Лестницу. И еще крышу. Но крышу, по правде говоря, сломала ты.

– У тебя все цело?!

Кряхтя, он сел, схватившись за поясницу. На джинсах на уровне бедра была длинная рваная дыра, выпачканная черным. Олимпиада не сразу поняла, что это кровь. Она потрогала и отдернула руку. Павел зашипел:

– Пошли. Надо идти.

Она подставила ему плечо, как медсестра раненному на поле боя бойцу Красной армии, он сильно оперся и поднялся, охая и стараясь не ступать на ногу.

Они побрели к подъезду, весело освещенному яркой лампочкой, и не было ничего в мире лучше, чем это мирный подъездный свет, и заметенный снегом коврик у крылечка, и запах кошек, который всегда начинался в марте!..

У подъезда он зачем-то оторвал от себя ее руку и побрел вдоль дома, вдоль черных окон, которые принадлежали Люсинде и тете Верочке.

– Ты что?!

– Мне нужно посмотреть.

Павел и в самом деле стал смотреть и даже провел по подоконнику ладонью.

– Там же ничего не видно! – крикнула Олимпиада. – У них на окнах щиты железные!

– Вот именно.

Он еще посмотрел, а потом заковылял обратно.

Олимпиаде некогда было спрашивать, что он там увидел.

– Надо вызвать «Скорую», Павел.

– Не надо.

– Но как же?! У тебя нога… ранена!

Кое-как они взобрались на первый этаж.

– Я справлюсь и без «Скорой».

Предстояла еще длинная лестница на второй этаж, и Добровольский остановился, чтобы передохнуть.

– Павел, – жалостливо глядя ему в лицо, спросила Олимпиада, – что происходит в нашем доме? Что это за ерунда?! Убийства, террористы, взрывные устройства?! Откуда это взялось, ведь ничего такого никогда не было!

– Вот это самое интересное, – сказал Добровольский и вытер со лба пот. Ему было больно и не хотелось, чтобы она поняла, как ему больно. – Самое интересное, что это началось именно сейчас. Почему?

– Почему?!

Он пожал плечами и поволок себя по лестнице вверх, с трудом одолевая каждую ступеньку.

– Нужно выяснить.

– А как?! Как это выяснить и кто будет выяснять?!

– Я, – сказал Добровольский.

Они были уже на площадке второго этажа. Он пытался достать из кармана ключ, а Олимпиада стояла и ждала.

– На всякий случай, если приедет милиция, ты должна говорить, что…

Он вдруг замолчал, а потом засмеялся.

– Черт побери, я не знаю, что ты должна говорить! Ну, скажи, что спала все это время. Хорошо, что хоть отпечатков нет.

Она мельком глянула на свои руки – перчатки по-прежнему были на месте, не зря он тогда на нее прикрикнул, чтобы не снимала!

– Позвони мне, – вдруг попросила Олимпиада жалобно, когда он уже почти вошел в свою квартиру. На пороге показался Василий, переступал лапами и извивал зеленый хвост. – Если тебе вдруг понадобится моя помощь.