Читать книгу - "Готический храм - Вероника Ульянова"

Алина с Дианой прогулочным шагом направлялись в кино. У Дианы мурашки выступили на коже, она связала это с прохладным вечером и темным переулком, но на самом деле она жутко и главное необъяснимо боялась Алину с тех пор, как встретилась с ней лично. Все ее попытки разговорить младшую сестру любимого парня провалились, она чувствовала предвзятое отношение к себе. Но молчание угнетало, и Диана снова заговорила:

– Так темно, нам стоило на дневной сеанс пойти или другой дорогой.

– А я люблю, когда темно… – «Ладно. Раз хочешь поговорить, будет тебе разговор», ехидно подумала Алина, – Не понимаю я всё-таки, как ты могла влюбиться в моего брата, ты вся такая положительная, а он отморозок.

– Уже нет.

– Ну, когда ты влюблялась, точно был.

– Понимаешь, я просто посмотрела ему в глаза и поняла, что он не такой плохой, каким кажется. Просто до него надо достучаться.

– Посмотрела в глаза и увидела доброту? Со зрением у нас с тобой не в порядке, лечиться нам с тобой надо.

Алина пристально посмотрела на Диану и подумала, что зря некоторые считают её, Алину, глупой. Все нехорошие ситуации, в которые она попадала по мнению других по глупости – она знала заранее, что так кончится. Просто делала выбор. Например, нужно помочь брату, но план – дерьмо. Конечно, Алина заикнется об этом, но бывает брат её не слушал. Ну что ж теперь, сваливать? Нет, брат, он в любом случае брат, умный или нет. И Алина шла и делала, что он скажет. А вот идет эта начитанная приличная взрослая девушка, считающая себя умной, и Максим всё время хвалит её мозги, и совершает самую главную ошибку своей жизни. Алина точно знала, что Максим разрушит эту девушку.

Алинины размышления прерывал, выйдя из-за поворота, мужчина. Присмотревшись к нему, Алина узнала отца, биологического, того самого, что сбил ее, когда ей было пятнадцать. Он шел на встречу Алине и Диане, в руках его дипломат, он прошел мимо девушек, не обратив на них внимания. Алина почувствовала при виде его… ничего. Но она очень хотела почувствовать хоть что-то. Что же на её месте испытывали бы нормальные люди? Алина резко остановилась. Диане пришлось тоже.

– Диана, а вот если бы человек сбил тебя и уехал, не позвонив в скорую, не остановившись. Что бы ты к нему чувствовала?

– Ненависть. Наверное.

Алина кивнула головой, что ж пускай будет ненависть, значит и действовать будем соответствующе. Она стала кружиться в поисках чего-то на земле.

– Что ты делаешь?

Алина подняла кусок кирпича и тихо побежала вслед за мужчиной, догнала его, он даже не услышал её, а спиной почувствовал угрозу, остановился и тогда уже Алинины шаги стали отчетливы в тишине, мужчина обернулся, махнув дипломатом. Алина увернулась и ударила кирпичом отца по голове. Он влетел лицом в стену и сполз на землю, Алина по кошачьи приземлилась рядом с ним и замахнулась кирпичом, но остановила руку за сантиметр до столкновения с его черепом. Лицо мужчины заливала кровь, но он смотрел на Алину и дышал.

– Ты помнишь меня?

– Нет, – с трудом выговорил он.

– Ты сбил меня несколько лет назад. Помнишь это?

– Да.

– Ты уехал, почему? Ты куда-то торопился?

– Нет. Мне не нужны были проблемы.

– Знаешь, кто я? Я твоя дочь.

В его глазах вспыхнул ужас, и она стала бить кирпичом по его голове и лицу.

Подбежала Диана, истошно крича, она пыталась схватить Алину за руку, но боялась, что её заденет кирпичом, упала на землю, отползла к стене, зарыдала.

Алина перестала бить мужчину, поднялась, стерла с кирпича отпечатки своей футболкой, бросила кирпич рядом с телом отца. Алина удовлетворенно улыбалась, справившись с учащенным дыханием и жуткой улыбкой, она протянула руку трясущейся у стенки Диане. Диана не двинулась.

– Этот мужик сбил меня, когда горел зелёный свет, я осталась жива только потому, что успела среагировать и отпрыгнуть в сторону. Он остановился, посмотрел, как я корчилась на земле, и уехал, даже не позвонив в скорую.

Алина опустила руку.

– Я не запомнила номеров машины, но хорошо запомнила его лицо. Это мой отец. И Максима тоже.

Алина огляделась по сторонам.

– Пошли, нас не должны здесь увидеть.

Алина снова протянула Диане руку. Диана ударила своей рукой Алину по протянутой руке.

– Господи, но зачем же было его убивать?! Нельзя убивать людей, слышишь?! Мы должны позвонить в скорую, может, он ещё жив.

– Ну уж нет, он знает, кто я. Да и зря ты сомневаешься в моей работе.

Алина изобразила рукой в воздухе, как она била его.

– Я же так старалась.

Диана разрыдалась сильнее.

– Да не плач ты, он был негодяем, я его наказала.

Алина попыталась поднять Диану с земли.

– Пойдем быстрее, иначе нас здесь увидят, и тогда меня посадят.

Диана вырывается.

– Вот и хорошо, что посадят, ты ненормальная, тебя надо изолировать!

Алина завелась, если бы не палево, она бы закричала.

– Он первый начал, и, может, он ещё кого-то сбил. А в тюрьму лет на десять лучших самых в жизни я не хочу. Я ненамного хуже его, – Алина кивнула на мертвеца, – И я сестра твоего любимого парня, и ещё я несчастная, у которой были сломаны ноги и ребра, я не выходила из дома несколько месяцев и не знала, смогу ли ходить, не хромая. Так ты до сих пор хочешь меня посадить?

– Месть отвратительна. Скажи честно, ведь нет никакого облегчения, тебя мучает совесть?

– Вот я тебе клянусь – давно так хорошо себя не чувствовала. Хорошо и удовлетворённо.

Диана заламывала руки.

– Я не могу, ты всё равно убийца, я должна позвать на помощь.

– Но ты же сама сказала, что я должна его ненавидеть.

Диана перестала плакать:

– Я не… но даже если ненавидишь, так делать нельзя.

– А как можно? Если ненавидишь, что можно делать? Знаешь в чем дело, ты просто не представляешь, что такое ненависть на самом деле. Хочешь скажу по секрету: есть всего один человек на свете, которого я действительно ненавижу, но я никогда не сделаю это с ним. Но когда я убивала этого человека, я представляла себе его.

– Кого?

– Максима.

– Что?!

– Я ненавижу его за то, что он сломался, когда мама умерла. Он сказал, что всё, что она говорила ложь, а мир – клоака. Но зачем же было делать его ещё более жутким. Всё, что он делал со времени маминой смерти – вызывает у меня отвращение. Кроме того, что он выходил меня – за это я ему благодарна. Но знаешь, это получилось, как когда мать-наркоманка кормит младенца грудью. Так и я впитала с любовью Максима его яд. Мама, потом отчим, потом брат – я всех их ненавижу. Но при этом люблю. А себя ненавижу сильнее всех.