Читать книгу - "Торговец пушками - Хью Лори"

По мере приближения мне удалось рассмотреть его получше. Где-то за пятьдесят, приятной, хотя и несколько комнатной наружности и с каким-то необыкновенным лоском в лице. Свет торшеров и канделябров, отражаясь, играл у дворецкого на лбу, словно тот был намазан маслом. Однако я почему-то сразу понял, что никакое это не масло и даже не сальные выделения, а самый настоящий аристократический лоск.

До меня оставалось еще ярдов десять, когда он с улыбкой протянул руку. Сам того не сознавая, я вскочил на ноги, готовый принять его словно старого друга.

Его рукопожатие оказалось горячим и сухим. Сжав мой локоть, он направил меня обратно на диван, а сам примостился рядом. Наши колени почти соприкоснулись. Если он всегда садится так близко к гостям, то я должен сказать, что средства, вбуханные в комнату, явно не оправданы.

– Умри, – во второй раз за вечер услышал я. В комнате повисла пауза. Уверен, вы сами понимаете – почему.

– Прошу прощения?

– Наим Умре, – сказал он, а затем какое-то время терпеливо наблюдал за мной, пока я перестраивал буквы у себя в голове. – Очень рад. Очень.

Голос у него был мягкий, выговор – образованный. У меня возникло такое чувство, что с тем же успехом он может заговорить еще на дюжине других языков. Умре стряхнул пепел с сигареты куда-то в направлении вазы и наклонился ко мне:

– Рассел мне много о вас рассказывал. Должен признаться, в душе я не раз вам аплодировал.

Теперь, разглядев его хорошенько вблизи, я мог точно сказать две вещи о мистере Умре: он не был мажордомом, а лоск на его лице свидетельствовал о больших деньгах.

Нет, его не купили за деньги. Просто этот лоск и был деньгами. Деньгами, которые мистер Умре вдыхал, ел, носил, на которых ездил. Денег было так много, что они сочились сквозь поры его кожи. Вы, наверное, подумаете, что такого не бывает, но поверьте, деньги сделали его настоящим красавцем.

Мистер Умре весело рассмеялся.

– Нет, честно. Вы знаете, Рассел – очень достойный человек. Я вполне серьезно: очень, очень достойный. Но иногда мне кажется, что неудачи ему только на пользу. Я бы сказал, он несколько склонен к самонадеянности. Что же до вас, мистер Лэнг, то у меня такое чувство, что вы – как раз то, что нужно людям вроде Рассела.

Черные глаза. Черные-пречерные. С черной окантовкой у век – по идее, это должно было являться тушью, но не являлось.

– Вы, – продолжал Умре с широкой улыбкой, – кажется, мешаете очень многим. Думаю, именно поэтому Господь и привел вас к нам, мистер Лэнг. Как вы полагаете?

Ту т уже рассмеялся я. Хрен знает почему, ведь он не сказал ничего смешного. И все равно, я сидел и хихикал, словно какой-нибудь пьяненький дурачок.

Где-то открылась дверь, и перед нами вдруг возник поднос с виски, доставленный горничной в черном. Мы взяли по стакану. Горничная дождалась, пока Умре утопит свой скотч в содовой, а я слегка орошу свой. И удалилась, так ни разу и не улыбнувшись и даже не кивнув на прощанье. И не проронив ни звука.

Я приложился к стакану и захмелел еще до того, как сделал первый глоток.

– Вы торгуете оружием, – сказал я.

Не знаю, какой реакции я ожидал, но какой-нибудь ожидал – это точно. Он мог бы вздрогнуть, покраснеть, рассердиться, приказать пристрелить меня – поставьте галочку в любой из этих клеток, – но не произошло ничего. Он даже не сделал паузы. И продолжал так, словно много лет знал, что я собирался сказать:

– Совершенно верно, мистер Лэнг. За мои грехи.

Класс! Круче просто некуда. «Выпьем за мои грехи». Богатая фраза – такая же богатая, как и он сам.

Умре опустил глаза, явно скромничая:

– Да, я продаю и покупаю оружие. И должен сказать, на мой взгляд, успешно. Вы, разумеется, осуждаете меня, как и многие ваши сограждане, – в этом-то и заключается одно из наказаний за подобную профессию. Ноша, которую мне придется нести до конца моих дней. Если выдержу, конечно.

Он явно издевался надо мной, но почему-то слова его не звучали как издевка. Они звучали так, словно мое осуждение и впрямь сделает его несчастным.

– Я проанализировал свою жизнь и свое поведение с помощью многих и многих друзей – людей, кстати, весьма религиозных. И полагаю, что готов держать ответ перед Господом. На самом деле – заранее предвидя ваш вопрос – только перед ним я и буду держать ответ. Так что – если вы, конечно, не против, – может, мы все-таки продолжим нашу беседу?

И он снова улыбнулся. Такой теплой, очаровательной, извиняющейся улыбкой. Умре вел себя как человек, давно привыкший иметь дело с подобными мне: словно он был хорошо воспитанной кинозвездой, а я попросил у него автограф в самый неподходящий момент.

– Красивая мебель.

Мы совершали турне по комнате. Разминая ноги, наполняя свежим воздухом легкие, давая усвоиться плотному ужину, которым нас не угостили. Для полноты картины не хватало лишь пары борзых, мельтешащих у ног, да калитки, на которую можно было бы опереться. Но коль уж ее не было, я старался довольствоваться мебелью.

– Это – Буль.

Умре указывал на деревянный шкафчик под моим локтем. Я кивнул – как киваю всегда, когда мне называют какое-нибудь растение с затейливым имечком, – и учтиво склонился к замысловатой бронзовой инкрустации.

– Берут лист фанеры и лист бронзы, склеивают друг с другом, а затем вырезают по шаблону. А вон тот, – Умре указал на аналогичный шкафчик, – наоборот, contre Буль. Видите? Точный негатив. Зря ничего не пропало.

Понимающе кивая, я глядел то на один шкафчик, то на другой, пытаясь представить, сколько ж у меня должно быть мотоциклов, чтобы я наконец решил начать тратить бабки на подобный хлам.

Очевидно, Умре нагулялся достаточно, так как свернул обратно к дивану. Его походка ясно давала понять, что ларчик любезностей почти пуст.

– Два абсолютно противоположных варианта одного и того же предмета, мистер Лэнг. – Он потянулся за следующей сигаретой. – Если угодно, то можно сказать, что эти два шкафчика очень сильно напоминают нашу с вами маленькую проблему.

– Да, угодно. – Я ждал, но он явно не собирался развивать мысль дальше. – Разумеется, для начала мне хотелось бы знать, хотя бы в общих чертах, что вы имеете в виду.

Умре в упор взглянул на меня. Лоск был по-прежнему на месте, так же как и комнатная красота. Но вот общительность – та угасала на глазах, шипя на жаровне и никого больше не согревая.

– Я имею в виду «Аспирантуру», мистер Лэнг. Естественно.

Он выглядел удивленным.

– Естественно, – повторил я.

– Начнем с того, что я оказался в несколько затруднительном положении по отношению к определенной группе людей.

Теперь он стоял прямо передо мной, широко раскинув руки, словно приглашая в мир своей мечты, – таким жестом обожают пользоваться нынешние политики. Я же снова бездельничал на диване. Больше ничего, собственно, и не изменилось. Ну разве что где-то неподалеку кто-то жарил рыбные палочки. Запах не вполне вписывался в окружающую обстановку.