Читать книгу - "Верный садовник - Джон Ле Карре"

— В военно-промышленном комплексе, — без запинки предположил Джастин.

— Нет. В фармакологии. Бьют ВПК по всем статьям. Теперь я это точно знаю. Готов дать голову на отсечение. «Лорфарма» и «Фармабир».

— Как?

— Речь идет о каком-то лекарстве. «Лорфарма» открыла молекулу, а «Фармабир» владеет процессом. Хотелось бы знать почему. И откуда они взяли такие названия.

— Каким процессом?

— Производства этой самой молекулы, каким же еще?

— Какой молекулы?

— Бог знает. Та же юриспруденция, только хуже. Слова, которых я никогда не видел раньше и надеюсь не увидеть вновь. В этой науке черт ногу сломит.

После завтрака они спустились вниз и поставили «гладстон» в сейф Хэма, размером с небольшую комнату, примыкающую к его кабинету. Хэм набрал комбинацию на замке, открыл стальную дверь. В сейф Джастин вошел один. Опустил саквояж на пол рядом с обитыми кожей сундуками, формой похожими на коробки для шляп, с вытесненным на крышках названием туринской фирмы.

— И это было только начало, уверяю тебя, — мрачно предупредил Хэм. — Пробежка вокруг поля перед игрой. Потом потребовались фамилии директоров всех компаний, принадлежащих господам Карелу, Вита и Хадсону, с регистрацией в Ванкувере, Сиэтле, Базеле плюс в каждом городе от Ошкоша до Ист-Пиннера. Или «Что можно сказать о широко циркулирующих слухах о скором коллапсе почтенного и уважаемого холдинга „Боллз, Бирмингем и Бамфлафф, лимитед“, или как его там, он же „Три Биз“, возглавляемого пожизненным президентом и повелителем вселенной, неким Кеннетом К. Куртиссом, рыцарем?» Оставалось только гадать, иссякнут ли на этом ее вопросы. Не иссякли. Я сказал ей, чтобы она взяла все, что ее интересует, из Интернета, но она заявила, что половина этой информации засекречена или по крайней мере не афишируется. Я ей сказал: «Тесс, дорогая, ради бога, у меня на это уйдут недели. Милая моя, месяцы». Думаешь, ее это проняло? Черта с два. Так уж она была устроена, Тесс. Если б она сказала, я бы выпрыгнул из самолета без парашюта.

— И что ты выяснил? Хэм уже сиял от гордости.

— «КВХ Ванкувер и Базель» владеют 51 процентом акций этих паршивых биотехнологических компаний с острова Мэн, «Лор-херли» и «Фарма-жопа». «Три Биз Найроби» принадлежат эксклюзивные права на импорт и продажу этой самой молекулы плюс всех ее производных на африканском континенте.

— Хэм, ты просто чудо!

— «Лорфарма» и «Фармабир» принадлежит одной и той же банде троих. Или принадлежали, пока они не продали пятьдесят один процент акций. Один парень, две телки. Фамилия парня — Лорбир. Лор плюс Вир плюс Фарма и дают тебе «Лорфарму» и «Фармабир». Женщины — врачи. Переписка через швейцарского гнома, который живет в почтовом ящике в Лихтенштейне.

— Фамилии?

— Лара Какая-то. В записях есть. Лара Эмрих. Вспомнил.

— А вторая?

— Забыл. Нет, не забыл. Ковач. Имени нет. А вот Лара — мое любимое. Из песни. Как она мне нравилась. Из «Живаго». Тессе тогда тоже нравилась эта песня. Черт! — Пауза, Хэм сморкался и вытирал глаза. Джастин ждал.

— И что ты сделал с этими сведениями, когда добыл их, Хэм? — тактично полюбопытствовал Джастин.

— Зачитал ей по телефону в Найроби. Она так радовалась. Назвала меня героем… — Он замолчал, встревоженный выражением лица Джастина. — Не по твоему телефону, идиот. Она говорила из дома кого-то из ее друзей. «Ты должен пойти в телефон-автомат, Хэм, и оттуда позвонить мне по следующему номеру. Ручка есть?» Привычка командовать у нее в крови. И к телефонным разговорам она относилась очень уж подозрительно. Иногда мне казалось, что у нее паранойя. Однако даже у параноиков бывают настоящие враги, не так ли?

— У Тессы были, — согласился Джастин, и Хэм как-то странно посмотрел на него.

— Ты же не думаешь, что из-за этого все и случилось? — понизив голос, спросил он.

— Ты о чем?

— Из-за того, что Тесс прихватила за одно место этих фармакологов?

— Это можно предположить.

— Но… я хочу сказать… Господи… ты же не думаешь… что они заткнули ей рот, не так ли? Я, конечно, знаю, что они — не бойскауты.

— Я уверен, что все они — убежденные филантропы, Хэм. Готовы отдать свой последний миллион. Долгое, очень долгое молчание нарушил Хэм:

— Матерь божья. Господи Иисусе. Да, тут нельзя дергаться.

— Совершенно верно.

— Я ей все это устроил своим звонком в Найроби?

— Нет, Хэм. Ради нее ты отдал бы и руку, и ногу, и она любила тебя.

— Да. Господи Иисусе. Могу я что-нибудь сделать?

— Да. Добудь мне коробку. Подойдет даже картонная. Найдется у тебя такая?

Довольный тем, что есть чем заняться, Хэм ушел и вскоре вернулся с пластмассовым ящиком. Присев на корточки рядом с «гладстоном», Джастин открыл замки, растянул ремни и, спиной прикрывая саквояж от Хэма, переложил его содержимое в пластиковый ящик.

— А теперь, если тебя не затруднит, принеси мне документы по наследству Манцини. Старые и ненужные. Которые ты хранишь, но никогда в них не заглядываешь. Ровно столько, чтобы заполнить саквояж.

Хэм принес документы, старые и затертые, как и хотелось Джастину. И наблюдал, как тот затягивает ремни, закрывает замки. Потом из окна наблюдал, как Джастин выходит из тупика, с саквояжем в руке, останавливает такси.

— Матерь божья! — только и выдохнул Хэм, когда такси скрылось из виду.

* * *

— Доброе утро, мистер Куэйл, сэр. Позволите взять ваш саквояж, сэр? Я должен просветить его рентгеновскими лучами, если вы не возражаете. Новые правила. В ваши дни такого не бывало, не так ли? Или при вашем отце. Благодарю вас, сэр. И вот ваш пропуск, прошу на борт, как раньше говорили, — голос становится тише и мягче. — Мы очень сожалеем, сэр. Мы все потрясены.

— Доброе утро, сэр! Рады вновь видеть вас с нами, — вновь голос становится тише и мягче. — Глубокие соболезнования, сэр. От жены тоже.

— Наши глубочайшие соболезнования, мистер Куэйл, — еще голос, обдавший ухо пивными парами. — Мисс Лендсбюри просит пройти к ней, сэр. Добро пожаловать домой, сэр.

Но Форин-оффис более не дом. Его нелепый холл, построенный с тем, чтобы вселить ужас в сердца индийских царьков, теперь словно расписывается в собственном бессилии. Портреты надменных пиратов в пудреных париках больше не встречают его улыбкой старых знакомцев.

— Джастин. Я — Элисон. Мы не встречались. Как жаль, ужасно жаль, что поводом стало такое трагическое событие. Как вы? — Элисон Лендсбюри появилась в высоких, в двенадцать футов, дверях своего кабинета, сжала его правую руку своими, чуть тряхнула, отпустила. — Мы очень, очень огорчены, Джастин. Расстроены до предела. А вы такой мужественный. Так быстро приехали. Неужели вы действительно пришли в себя? Я даже представить такого не могу.