Читать книгу - "Вечность на двоих - Фред Варгас"

— То есть как? — удивился Адамберг. — У свиньи в пятачке есть кость?

— Есть, — все так же улыбаясь, сказал кюре. — Такая маленькая элегантная косточка, правильной формы, вроде сердечка. Мало кто знает о ее существовании, что и объясняет сам факт ее нахождения в раке Мениля. Считалось, что это какая-то загадочная и потому страшно ценная косточка. Благодаря клыку нарвала у нас появился единорог. Волшебный мир служит складом для непонятных вещей.

— Так вы сознательно оставили в раке кости животных? — спросил Вейренк.

Снова пролетела муха, и кюре занес руку.

— А что такого? — ответил он. — Человеческие кости там тоже не имеют отношения к Иерониму. В то время мощи шли нарасхват, как горячие пирожки, все заказы молниеносно выполнялись — таким образом у святого Себастьяна оказалось четыре руки, у святой Анны — три головы, у святого Иоанна — шесть указательных пальцев и так далее. У нас, в Мениле, запросы поскромнее. Зато наши овечьи кости датируются концом XV века, а это весьма почтенный возраст. Дрянь животного или человеческого происхождения, не все ли равно?

— Получается, грабитель наворовал себе объедки жаркого? — сказал Вейренк.

— Нет, представьте себе, он их рассортировал. И унес только человечину — нижнюю часть большой берцовой кости, второй позвонок и три ребра. Тонкий знаток предмета либо кто-то из местных, прознавший про постыдный секрет раки. Поэтому, собственно, я его и ищу, — он показал на экран компьютера. — Пытаюсь понять, что у него на уме.

— Он собирается их продать?

Кюре покачал головой.

— Я обшарил весь Интернет, изучая объявления о продаже, но ни слова о берцовой кости святого Иеронима не нашел. Это неходовой товар. А вы что ищете? Говорят, вы вырыли тело Паскалины. Жандармы уже проводили следствие по поводу упавшего камня. Несчастный случай, короче говоря. Паскалина никогда и мухи не обидела, и за душой у нее не было ни гроша.

Кюре резко опустил руку — на этот раз муха попалась в ловушку и тут же требовательно зажужжала.

— Слышите? — спросил он. — Как она реагирует на стресс?

— И правда, — вежливо согласился Вейренк.

— Может, она посылает сигналы бедствия своим собратьям? Или вырабатывает энергию, необходимую для побега? А насекомые умеют волноваться? Вот в чем вопрос. Вам приходилось слушать звуки, издаваемые агонизирующей мухой?

Кюре приблизил ухо к зажатому кулаку, словно подсчитывая, сколько тысяч ударов в минуту производят крылья юного существа.

— Мы ее не выкапывали, — сказал Адамберг, пытаясь вернуться к Паскалине. — Мы пытаемся понять, почему кто-то потрудился вскрыть гроб через три месяца после ее смерти, чтобы добраться до головы.

— Господи Боже, — выдохнул кюре, отпуская муху, которая взмыла вертикально вверх. — Какая мерзость.

— Другую местную жительницу постигла та же судьба. Элизабет Шатель из Вильбоск-сюр-Риль.

— Ее я тоже хорошо знал, Вильбоск входит в число моих приходов. Но Элизабет похоронена в Монруже — из-за раскола в семье.

— Именно там ее могилу и осквернили.

Кюре внезапно отодвинул от себя компьютер, потер левый глаз, чтобы прекратить дрожание века. Адамберг подумал, что утрата призвания утратой призвания, но этот человек, судя по его причудливому поведению, вероятно, все-таки страдал депрессией. Данглар переворачивал страницы пинцетом, поглощенный изучением сокровища, и не мог помочь ему сфокусировать внимание хозяина.

— Насколько мне известно, — начал кюре, вытянув большой и указательный пальцы, — существуют две причины осквернения могил, одна другой ужаснее. Это либо животная ненависть — и тогда тела раздирают в клочки…

— Нет, — сказал Адамберг, — до тела не дотрагивались.

Кюре загнул большой палец, отказавшись от первой гипотезы.

— Либо животная любовь, и от первой до второй, увы, один шаг. Любовь, отягченная патологической фиксацией сексуального характера.

— Паскалина и Элизабет являлись объектом чьей-то любовной страсти?

Кюре загнул указательный палец, отказавшись и от этой гипотезы.

— Они обе были убежденными девственницами, поверьте мне. Воистину неприступная добродетель, сто раз подумаешь, прежде чем ее проповедовать.

Данглар навострил уши, спрашивая себя, как следует толковать это «поверьте мне». Он переглянулся с Адамбергом, который знаком приказал ему помалкивать. Кюре снова придавил пальцем веко.

— Некоторые мужчины особенно падки на неприступных девственниц, — заметил Адамберг.

— Ну, тут несомненно есть свой азарт, — подтвердил кюре, — в надежде на добычу, которая кажется более ценной, чем прочие. Но ни Элизабет, ни Паскалина не жаловались на чьи-либо домогательства.

— О чем же они так часто с вами разговаривали? — спросил комиссар.

— Тайна исповеди, — кюре поднял руку. — Уж извините.

— То есть им было что сказать, — вмешался Вейренк.

— Всем есть что сказать. Из чего вовсе не следует, что об этом все должны знать и тем более осквернять могилу. Вы ночевали у Эрманс? Послушали ее? Ее жизнь пуста, на наш взгляд, но она может об этом рассказывать целые дни напролет.

— Мы с вами знаем, святой отец, — мягко сказал Адамберг, — что тайна исповеди в некоторых ситуациях неприемлема и противозаконна.

— Только в случае убийства, — возразил кюре.

— Это наш случай, судя по всему.

Кюре снова задымил трубкой. Слышно было, как Данглар переворачивает плотную страницу и бьется о стекло муха. Едва придя в себя, она снова пустилась в зудящий полет. Данглар понимал, что комиссар утрирует, чтобы сломить сопротивление священника. Адамберг, как никто другой, умел проникать в самое сердце оборонительных укреплений собеседника и разрушать их со всей коварной мощью ручейка. Из него бы вышел отличный кюре, акушер или чистильщик душ. Вейренк поднялся и обошел стол, чтобы взглянуть на книгу, завладевшую вниманием Данглара. Майор сделал над собой усилие, словно собака, вынужденная поделиться костью, но все-таки пустил его посмотреть.

«О святых мощах и всевозможных способах, коими они могут быть употребляемы как для здоровья телесного, так и для чистоты духа своего, а также о полезных снадобьях, из них получаемых для продления жизни, издание исправленное, без прежних ошибок».

— Что тут такого особенного? — спросил тихо Вейренк.

— «De reliquis» — знаменитый текст, — прошептал Данглар, — он датируется серединой XIV века. Проклятие Церкви только прославило его. Многих женщин сожгли на костре всего лишь за то, что они заглянули в книгу. А это к тому же издание 1663 года, очень ценное.

— Почему?

— Потому что в нем восстановлен оригинальный текст, где приводится рецепт дьявольского зелья, запрещенного Церковью. Почитайте-ка лучше.