Читать книгу - "Убийство арабских ночей - Джон Диксон Карр"

– Теперь давай думать! Перед нами следующий и самый важный вопрос. Как много людей знают об этой истории – я имею в виду – о ребенке?

– Вот этого я и сам не знаю! Черт возьми, можешь ли ты хоть что-нибудь вбить себе в башку? Эта девчонка Кирктон, конечно. Насколько мне известно, больше никто. Но как я говорил, утверждать невозможно. Я потратил тысячи, чтобы скрыть все следы, но все равно происходят утечки. Я так и не знаю, что себе думают эти ребята…

– Джерри знает?

– Хм-м… Этот может. Но он никогда не был особенно близок с Мириам, он не был в тех проклятых местах, так что ни от меня, ни от нее он ничего не слышал. Все же, хоть я и сомневаюсь, что-то он мог прознать. Все они могут догадываться – что-то не так. Пусть даже сомнительно, знали ли они о существовании Пендерела.

– Бакстер или Маннеринг?

Джефф мрачно усмехнулся:

– Я бы не поручился, что Маннерингу ничего не известно. Согласен? Бакстер. Хм-м… Н-нет, хотя он и был в Каире. Я принял все меры предосторожности, и секретным агентам, шныряющим по подвалам, ничего не удалось разнюхать. Господи, Берт, ну надо же такому случиться! Из тысячи лондонских актеров они выбрали единственного!..

– Ну, это не так уж странно, как все остальное; для театрального агентства их требования были достаточно необычными. Тем не менее вот что важно: много ли человек, поймай они Пендерела на попытке шантажа, хотели бы и могли его убить?

Джефф зашелся насмешливым кашлем.

– Неужели ты думаешь, я не ломал себе голову над этим? Начать с того, что я бы и сам это сделал. Джерри. Бакстер. Маннеринг… хотя не берусь утверждать, сложный вопрос. Сама Мириам… хм-м. Относительно ее трудно говорить. Порой ведет себя толково и сообразительно, а порой размякает, как хлеб в воде. Странная девица. Преданность Дика Батлера остается под сомнением, поскольку у него связь с Гарриет. Откуда мне знать? – Он стал барабанить пальцами по подбородку. – Послушай, Берт… ты же не предполагаешь, что все они замешаны в этой истории? Которая с самого начала выглядела как тайный сговор? Как-то я читал подобный детектив. Тринадцать человек, и у каждого были свои счеты с мертвецом.

– Чепуха, – рассудительно возразил я. – В подобном случае они бы не вели себя таким идиотским образом. Нет. Один из них совершил убийство, и началась полная неразбериха.

Джефф с мрачным видом стал расхаживать по кабинету; порывы дождя продолжали колотить по окнам.

– Ну ладно, – сказал он. – Что нам сейчас делать? Предполагаю, не имеет смысла спрашивать, можешь ли ты полностью прикрыть это дело или хотя бы в какой-то мере?..

Прежде всего надо было точно разобраться, что происходило между без четверти одиннадцатью и одиннадцатью часами, и прикинуть, кого можно исключить. Вопрос, ребята, заключался в том, с чего начинать. И начинать надо было первым делом с Пруэна. По словам Иллингуорда, музей все время был у него в поле зрения. Именно так! Пруэн уже явился, опередив остальных, и сейчас в зале беседовал с Уорбертоном. Я подумал, что Джеффу лучше не присутствовать при нашем разговоре. Это могло бы привести к осложнениям, и, скорее всего, Пруэн стал бы врать больше, чем он уже собирался. Кроме того, мы решили, что никому не будем упоминать о миссис Рейли и пытаться выяснять, знает ли кто-либо еще то, что известно ей; в таком случае эпидемия вранья начнет набирать темпы.

До появления Пруэна я вытащил этот проклятый список Попкинса, развернул лист на столе и сел изучать его. Есть ли вопросы, на которые уже имеются ответы? Да, несколько. Из одиннадцати пунктов на четыре получены вполне приемлемые объяснения: номера 6, 7, 8 и 10. Исходя из моей теории, ответ на шестой вопрос – почему Мириам, увидев труп, в панике позвонила Гарриет и стала говорить искаженным голосом? – был предельно убедителен. Все стало ясно и с седьмым вопросом относительно кулинарной книги. Так же как и с восьмым – телеграмма Джеффри из Саутгемптона и причина его отсутствия в музее. Ответ на десятый вопрос – изучал ли кто-либо медицину? – был отрицательным. Как видите, у нас остались вопросы с первого по пятый, девятый и одиннадцатый. Итак?

Встав, я закрыл окно в туалете, ибо в комнате стало прохладно. Теперь кабинет был ярко освещен, не скрывая претенциозную броскость ковров, изящество мавританской резьбы по дереву и обрамленные снимки унылых развалин. Джефф любил, чтобы его окружали яркие краски, и даже кресла были обтянуты красной кожей. Не осталось никаких следов событий прошедшего вечера, если не считать выбитого стеклянного окошка в одной из створок лифта и зеленого томика «Практической грамматики арабского языка» на столе. Я засунул в него мой список вопросов. И тут в кабинет проскользнул Пруэн.

У него был угнетенный вид. Я давно не видел его; со времени нашей последней встречи он несколько похудел, на лице появились пятна, а глаза за стеклами очков от «Вулворта» стали слезиться – ему приходилось снимать очки, чтобы протереть глаза, – но я первый раз увидел его без ливреи и понятия не имел, что он лыс. Кроме того, он продолжал сморкаться. Враждебности в нем не чувствовалось, ибо он был так напуган, что постоянно вздрагивал. Я предложил ему стул; он сел, подогнув колени и понурив голову. Затем я спросил:

– Вы собираетесь врать мне?

– Нет, сэр!

Он был в таком же вздрюченном состоянии, как и Иллингуорд; мне показалось, что он готов сорваться со стула.

– О себе я уже не говорю, но вы понимаете, как отреагирует семья Уэйдов, если вы будете врать?

– Вы их друг, – просто сказал Пруэн. – И я расскажу вам всю правду.

– Кто убил Пендерела?

– Разрази меня бог, не знаю! – поспешно ответил он, трагическим жестом воздев руки. – Провалиться мне на этом месте, но я даже не знал, что он мертв, пока… ну, вы понимаете, сэр. Пока не пришел инспектор.

– Вам доводилось раньше слышать о Пендереле? Вы знали, кто он такой?

– Нет, сэр. Я лично не знал этого проходимца. И они не знали его. Так что чего ради кому-то понадобилось бы убивать его? Я вас спрашиваю, сэр!

– Вы должны понять, что мне все известно относительно пьески, которую ваша компания собиралась разыграть прошлым вечером. Мистер Уэйд ввел вас в курс дела, не так ли? Вы не собираетесь отрицать свое участие в ней?

– Ни в коем случае, – откровенно признался он. – Но я бы назвал это духовным участием. Духовным!

– Правда ли, что вы весь вечер стояли у входных дверей?

Он не собирался уклоняться от ответа.

– Весь прошлый вечер, сэр, включая время до закрытия музея. После этого я оставался при дверях с десяти минут одиннадцатого или около этого и до одиннадцати. Ровно в одиннадцать явился этот странный пожилой джентльмен – вы знаете, сэр, о ком идет речь; стало известно, что он Уоллес Берри; если вы спросите меня, скажу, что ему единственному это удалось – он с грохотом вырвался из лифта! Выбрался он через окно туалета… Ну и ну! Остальное вы знаете. Мы втащили его через угольную шахту. Затем мистер Холмс сказал: «Слушайте! На тот случай, если появится полиция, нам надо уносить ноги». Из-за этого психа, конечно. Но первым делом мистеру Бакстеру пришлось выйти и залезть обратно через это окно, – он показал, – чтобы открыть двери, запертые этим стариком, и взять из шкафа в той комнате свои плащи и шляпы.